Возможно, не случись дождя, ничего и не произошло бы; но что толку думать теперь об этом? Он попытался думать о более неотложных вещах; но, по странному капризу ассоциаций, подробности того дня настойчиво лезли в память, и невозможно было отмахнуться от них. С неохотой он вспомнил долгий путь по мокрым улицам назад в отель после скучного часа, проведенного в кинематографе на бульварах. Когда они вышли на улицу, посмотрев какую-то банальную историю, дождь еще продолжался, но она упорно отказывалась взять такси, а по дороге даже застревала под каплющими тентами витрин, затаскивала Дарроу в продуваемые насквозь пассажи и наконец, когда они уже были почти у гостиницы, дошла до того, что предложила вернуться обратно и поискать спектакль, который, как она слышала, идет в каком-то театре в Батиньоле. Но тут уж он запротестовал; помнилось, они оба впервые были довольно раздражены и смутно настроены встречать в штыки предложения друг друга. Ноги у него промокли, он устал от ходьбы, его мутило от спертой атмосферы переполненного зала, и он сказал, что ему действительно нужно возвратиться к себе в номер, написать несколько писем, — так что они продолжили путь в гостиницу…
Дарроу не знал, как долго он просидел, погрузившись в воспоминания, когда в дверь постучалась Анна. Усилие, понадобившееся, чтобы подняться и напустить на лицо должное выражение, внушило ему ложное чувство, что он вполне владеет собой. Он сказал себе: «Нужно принимать какое-то решение…» — и это на волосок подняло его над бурей в душе.
Она вошла легкой поступью, и он мгновенно уловил, что случилось что-то непредвиденное и обнадеживающее.
— Она была у меня. Нашла меня на террасе. У нас была долгая беседа, и она все объяснила. Мне кажется, будто я никогда не знала ее!
Ее голос был таким растроганным и нежным, что его первоначальные опасения улетучились.
— Она объяснила?..
— Ведь это естественно, не правда ли, что она слегка обиделась за проверку, которую ей учинили? Нет, не твою… я не это имею в виду! Но сопротивление мадам де Шантель… и то, что она послала за Аделаидой Пейнтер… Софи теперь думает, досада на то, что ее так обсуждают и проверяют, могла сказаться на ее отношении к Оуэну, так что он стал воображать себе всякие безумные вещи… Я понимаю все, что она должна была ощущать, и согласна с ней, что лучше ей ненадолго уехать. Она заставила меня, — подвела итог Анна, — почувствовать себя ужасно толстокожей и тупой.
— Это ты толстокожая?
— Да. Словно обращалась с ней, как с милой безделушкой, которую прислали сюда «на пробу», посмотреть, как она будет выглядеть рядом с другими. — И добавила с неожиданным пылом: — Я рада, что она это почувствовала!