Женева, 13 февраля 1945. 5 часов утра
Ультима внезапно проснулась и села. Было почти темно и очень тихо - однако же сердце колотилось и все внутри сжималось в томящей неясной тревоге. Она встала, набросила халат и подошла к окну. Несколько далеких огней на озере, а слева вдали - красно-желтая корона раскаленного газа над кратером вулкана да размытое пятно света на облаках: луна. В соседней комнате, испуганно сжавшись и закрыв голову подушкой, спал Рекс. Бедный, бедный, подумала Ультима. Потом ей показалось, что скулит щенок. Она стала прислушиваться, и тут в дверь тихонечко поскреблись. - Пожалуйста! - беспомощный рыдающий голосок. - Я знаю, тут кто-то есть. Ну, пожалуйста!.. - Кто это? - спросила Ультима сквозь дверь. - Помогите! Я: я с яхты, под вашими окнами. Вы меня видели, наверное: - Ну и что? - Там: там Джо: Он застрелился! - Ну и что? - Ну, пожалуйста! Я не знаю, что делать: - Кто там? - спросил сзади Рекс. Ультима открыла дверь. - Входите. Зареванная девушка в цветастой косынке поверх папильоток и мужской рубашке, босая. Распухшие губы, распухшие глаза, свежая ссадина на скуле. Закушенные костяшки пальцев: Когда Рекс подал ей стакан воды, она не сразу смогла отпить глоток. Ее звали Никита. Француженка из Нового Орлеана, последние два года она жила в Стокгольме. Так получилось. Джо, ее жених, он имел отношение к химическому производству, закупал в Швеции какие-то лицензии и патенты: он совершил какую-то важную сделку, а потом предложил ей такой вот замечательный отдых: она вообще не знала, что так бывает: он помог ей, и вот они здесь, уже две недели, а там, в Стокгольме, ее тело лежит в клинике: ну, они с Джо так подстроили специально: и все было хорошо, но вчера - нет, позавчера, - когда они гуляли по городу, к Джо подошел какой-то страшный черный пес и пристально посмотрел на него: и Джо: он: из него будто бы вынули пружину. Он стал: никакой. Она пыталась его расшевелить: Ничего не получилось. То есть ему словно бы через силу приходилось вспоминать, что делать, и что говорить, и как реагировать: это было мучительно. И для нее, и для него. А этой ночью все стало еще ужаснее, он почти не узнавал ее: говорил страшные вещи - так спокойно, глядя в глаза: Она - нет, не вспылила, она притворилась перед собой, что вспылила, ушла, заперлась в каюте, накрутила волосы: только чтобы унять страх. А потом - почти уснула: Ультима принесла мягкую пушистую серую кофту, набросила на плечи девушки. Та благодарно кивнула. Ее била крупная дрожь. И вдруг эта дрожь прекратилась. Девушка подняла на Ультиму глаза, ставшие вдруг огромными. Может быть: может быть, ей все только показалось? Может быть, это был сон? Потому что ей снились странные и страшные сны: Рекс что-то буркнул, скрылся в своей комнате и тут же вернулся, уже в брюках и рубашке. В руке его был большой жестяной фонарь. На берегу легко и тревожно тянуло ветром - теплым, влажным, чуть пахнущим серой. Пятно желтого света скакало по ступеням лестницы, бегущей вниз к причалу. Так же скакали звуки. В яхте же, в спертом и смолистом ее нутре, отчетливо воняло горелым порохом и свежепролитой кровью: :Штурмфогель испытывал неясное чувство то ли вины, то ли ошибки. Не надо было посылать туда Ханну, подумал вдруг он. Я не хочу, чтобы это была она. Разговаривала бы с этим гадом, принимала его ухаживания: и прочее. У него даже зачесались костяшки пальцев. Он ревновал, как мальчишка. Уже ничего не сделать. Машина набирает обороты: До начала операции они немного поспорили с Антоном. Штурмфогелю казалось, что в предложенном плане есть какая-то нарочитость, неестественность. Не лучше ли: и он предлагал другие, более тонкие, на нюансах, на полутонах: У нас есть время? - приподняв бровь, поинтересовался Антон, и Штурмфогель подписал капитуляцию. В качестве "Джо" использовали настоящего американца, летчика со сбитого над Миланом "Либерейтора". С помощью партизан он добрался до Швейцарии, но в Берне попал к агентам гестапо и по просьбе Штольца был передан "Гейеру". Его подняли прямо в яхту и застрелили. Что интересно (рассказывал Антон), тело летчика вообще никак не отреагировало ни на подъем, ни на убийство продолжало себе жрать спагетти с моллюсками и сыром и ждать обещанной переправы во Францию: У нас с тобой так не получится, с сожалением сказал Штурмфогель.