Женева, 13 февраля 1945. 8 часов
- Они отплывают, - сказал Антон и опустил бинокль. - Ханна их уговорила: Наблюдательный пункт устроен был в мансарде очень старого высокого дома; фасад его выходил в обычный ухоженный тупичок, а тыл - на древний крепостной ров; похоже, когда-то это была башня, или часть ворот, или что-то еще, многократно перестроенное, но сохранившее некоторые фрагменты исходного: - Ты в ней сомневался? - спросил Штурмфогель. - В ней - никогда. Но я всегда сомневаюсь в слабостях противника. В том, что у противника есть слабости. - И всегда ошибаешься? - Нет, было раза два или три: - он поморщился, как будто на зуб ему попал камушек. - Очень не люблю, когда противник не совершает ошибок. - Я тоже, - усмехнулся Штурмфогель. - Ну, всё. Ждем: В комнату стремительно вошел Курт. - Штурмфогель, вас к телефону. - Берлин? - Как ни странно, нет. Местный. Кто-то спросил Перзике и назвал правильный пароль. - Кто бы это мог: - на ходу. - Алло? - в теплую трубку. - Это Салим. Мы здесь. Оба. - Но зачем?! - Так получилось. Расскажу. - Ясно. Ты звонишь с улицы? - Да. - Ты видишь башню с часами? - Нет. Я ничего не вижу. - Почему?! - Я ослеп. Штурмфогель несколько секунд молчал. - Салим, а Полхвоста с тобой? - Примерно. Да. Он не поможет. - Боже, как же тебя найти?.. Что ты слышишь? - Шумит вода. Играет музыка - как шарманка: - Какая мелодия? - Что-то из "Лебединого озера", из середины. - Музыкальный фонтан. Знаю. Никуда не уходи, я буду через пятнадцать минут! И Антону: - Если не успею - плыви без меня. Ты всё знаешь. - Да. Здесь, в верхней Женеве, у "Гейера" две машины. Мышастый фургон с надписью "Всё для тебя, дорогая!" и желтый двухместный спортивный автомобильчик. И Штурмфогель, уже отъехав довольно далеко, соображает, что нужно было взять фургон, потому что агентов-то - двое, и сам он - третий: Но оказалось, что ошибка была не ошибкой, а опережением. То есть действием правильным, но правота эта в момент свершения действия здравым смыслом отрицалась. Интуиция: Возле музыкального фонтана, что на площади Ля Гран, сидел по-турецки слепой. В руках его была деревянная кукла. Он смотрел поверх голов редких в такую рань прохожих и что-то беззвучно произносил белыми губами.
Берлин, 13 февраля 1945. 10 часов
Штольц никогда не видел Гиммлера в таком состоянии. Рейхсфюрер был иссиня-бел; вокруг глаз залегли глубокие тени. - Зигфрид, - сказал он, глядя мимо Штольца, - ваши люди работали в Дрездене? - Да. Да, рейхсфюрер. - Хоть кто-то из них остался в живых? Штольц помедлил. - У меня нет сведений оттуда. Боюсь, что погибли все. Но чудеса еще случаются: - Что вы искали, Зигфрид? - Я не знаю. Это была операция отдела внутренней безопасности. - Не знаете? У меня были другие представления о субординации в вашем отделе. - Так и было, рейхсфюрер. Но я ввел режим "глухих переборок". И приказал даже мне не докладывать о частностях: - С чем это связано? - Есть подозрения на утечку информации из отдела. - Достоверные? - Не очень. Но есть. - Куда утечка? К Мюллеру? - К Мюллеру - это само собой. Боюсь, что дальше. - Но через Мюллера? - Собственно, именно это мы и пытаемся выяснить. Над этим работает один из лучших наших сотрудников, штурмбаннфюрер Штурмфогель. Думаю, через два-три дня мы будем знать всё. - Вот что, Зигфрид: Предупредите этого вашего штурм: сотрудника - сугубо секретно - чтобы даже не пытался разобраться в том, что в сороковом происходило в Дрездене. Понимаете меня? - Вы хотите сказать: - Да. Боюсь, что ваши расследования и эта чудовищная бомбардировка связаны самым прямым образом: Геббельс требует расстрелять всех пленных летчиков - сорок тысяч: Мне кажется, иногда этот сноб ведет себя, как глупый злой мальчишка с окраин: Зигфрид, вы поняли меня? - Да, рейхсфюрер. Я могу идти? - Идите. И вот что. Послезавтра я жду вас с кратким докладом по поводу этой: утечки.