Джорлан глубоко втянул воздух и не мигая уставился на сетчатый пруд. В уголках его глаз появились слезы, но он держался стойко. Грин не могла не восхищаться силой его убеждений. Необычно для мужчины. Он и был необычным. Большинство мужчин руководствовались другими вещами.
Что делало ее решение намного легче.
- Это ничего не меняет, Джорлан. Скрепление произойдет, как и было обговорено.
Он резко выдохнул.
- Ты позволишь мне опозорить тебя в Ритуале Доказательства?
Она изучающее оглядела его.
- Ты опозоришь меня?
Жилка забилась на его челюсти. Он не ответил.
- Тогда мы должны посмотреть, не так ли, фил-Герцогина Рейнард.
- Подумайте хорошенько, Маркизель. Мы можем избежать всего, если вы бросите меня. Я поговорю с бабушкой, чтобы избежать цены оскорбления [108].
- Нет, Джорлан. Сделка остается в силе. Ты будешь моим имя-носящим.
- После проведения Ритуала, они никогда не позволят мне быть вашим имя-носящим. - пробормотал он сквозь стиснутые зубы.
- Посмотрим.
- В любом случае, вы не получите никакого удовольствия от меня.
- Как я уже говорила, посмотрим.
Этой ночью Джорлан скакал на своем Кли по холмам и долинам поместья Рейнардов. И мужчина? и зверь были безудержны в ночи.
Несмотря на их безрассудное пренебрежение безопасностью они были наперсниками - по двум очень разным причинам.
Сабир, влюбленный в свободу бега, знал, что мужчина предчувствует каждое его движение. Он скакал с ним в струящемся согласии, едином ритме. Этот мужчина был так же неприручен, как и Кли, и он никогда не пытался управлять животным.
И поэтому Сабир был напарником.
Джорлан, воодушевленный полетом, чувствовал то же самое. Он никогда не будет господствовать.
Он был уверен, что Грин откажется до того, как осуществиться Ритуал Доказательства.
Она никогда не пойдет на риск бесчестья.
- Ты знаешь, так будет лучше.
Аня нашла своего внука поздним вечером, сидящим в дальнем углу солара. С тех пор, как Маркизель Тамрин уехала раньше, днем, его нигде не могли найти.
Герцогина ожидала этого.
С тех пор, как он был ребенком, когда он был взволнован, он искал одиночества. Только обдумав, он возвращался к обычной жизни.
Она часто раздумывала, а не была бы одинокая жизнь в монастыре намного более подходящей для него. Но это никогда не могло бы случиться по двум очень разным причинам. Он был последним в роду Рейнардов, и он никогда бы не пережил этого. Джорлану было необходимо испытывать все проявления физического мира.
Что-то особенное было в ее внуке.
Что-то нетронутое.
- Лучше для кого? - тихо спросил он.
- Для тебя и для нас, - она скользнула прямо к нему, ее грав-поддержки издавали низкое жужжание. Звук смешивался с тихим шелестом покачивающихся растений, умиротворяющим журчанием фонтана. Это всегда была его любимая комнатой. И она знала почему: сюда был перенесен кусочек внешнего мира.