Прости, тебе тоскливо от моих слов. Прости. О чем тебе еще рассказать? Снова о ней? Ну, теперь ей хорошо, в библиотеке работает. Вот слушай.
Хлопнула дверь. Сквозняк пробежал по комнате, швырнул на пол газету. Надежда Александровна, так эту старушку зовут, с трудом наклонилась, с трудом наклонилась, потянулась за ней, - газета шевельнулась, выгнулась как живая, и отползла, сухо шелестя. И тут в ногах возникла знакомая боль, мелкая, острая, словно множество мелких осколков впились в сосуды ног. Как всегда, боль сначала скрутила пальцы ног, затем затихла, и вдруг клубком заворочалась в ступнях, пошла разматываться выше, поползла в колени, в поясницу…
- Ох ты Господи, - разогнулась она осторожно, и только тут заметила рядом с собой девочку. Невольно залюбовалась свежим ее лицом, длинными ресницами, красивой стрижкой. Сколько ей лет? Двенадцать, не больше. Модные брючки в красно-синюю клетку, яркий свитер. Девочка нетерпеливо сказала:
- «Новый мир» шестой номер, пожалуйста.
- Как фамилия?
- Смирнова.
Надежда Александровна склонилась над столом, послюнила палец, и формуляры в длинном узком ящике послушно замелькали под ее ладонью. Кожа ладони была желтая и тонкая, словно папиросная бумага. Потом повернулась к полкам, пробежала глазами по корешкам журналов, нужный достала.
- На, возьми, - протянула девочке толстый журнал в мохристой отрывающейся обложке. «Надо бы переплести…»
Прости, опять я на тебя тоску нагнал. Зачем я стал рассказывать тебе о ней? Может, потому, что она на твою бабушку похожа?
…А теперь ты сидишь на лекции в шестой аудитории, сидишь за последним столом и читаешь Гофмана, ты расплетаешь свои косички и снова заплетаешь их – и даже не замечаешь этого. Тебе они идут. Светлые, коротенькие, густые. Тебе идет курносый нос. Послушай, что я расскажу тебе. Я – ясновидец. Хочешь, расскажу тебе вон о той девушке, ярко накрашенной, со взбитыми волосами? Рассказать?..»
«Ну да, как же» - подумала та, с которой он мысленно беседовал. Она закрутила конец косички тонкой аптекарской резинкой, и распустила другую. Волосы распушились, приятно щекотнули щеку. Запахло шампунем. Снова разделила мягкий, теплый поток волос на три пряди. Пальцы привычно перебирают пряди, стягивая в тугую косицу. А глаза снова и снова возвращаются к одной и той же строчке. Читает Гофмана, но думает о другом. «Эх ты, - думает, - а еще ясновидец. Ведь ты видишь все, кроме самого себя, кроме того, что тебя касается. Или у вас, ясновидцев, так принято? Ты знаешь все про какую-то старую библиотекаршу, про мою бабушку, про девушку в троллейбусе. Ты ревнуешь меня к тому, к Виктору, и совсем напрасно.