О такой внешности, как у Аркадия Станиславовича, говаривали: «Особых примет не имеет». Круглое, в общем-то, приятное лицо, неопределенного цвета глаза. Ходил Аркадий Станиславович, ступая мягко, слегка склонив голову к левому плечу, говорил тихо, предпочитал сидеть в одиночестве, что-то глубокомысленно обдумывая, пальцем вычерчивая вензеля на столе. Раза два вместе с женой Клеопатрой был в гостях у Новожиловой. Выяснилось, что с Тарасом Аркадий Станиславович воевал на одном участке фронта, даже в одной армии, и они долго и охотно вспоминали те времена.
Клеопатра, ярко раскрашенная, самоуверенная особа, никого не стесняясь, то и дело третировала своего Аркашу, делала из него сущего дурака, так что Лиле даже стало его жаль. Позже, наедине, Аркадий Станиславович голосом обиженного ребенка жаловался Новожиловой на семейные неурядицы.
…Но какая разительная, уму непостижимая перемена произошла с Боголюбом, как только Москва утвердила его директором. Из тишайшего он мгновенно превратился в громовержца. Даже не верилось, что это тот же самый Аркадий Станиславович. Тон разговора с подчиненными стал покровительственным, напыщенным, он никого не слышал — только себя. Никаких шуток не признавал. Если когда и улыбался, то как-то криво и это скорее походило на презрительную гримасу. Боголюб получал наслаждение, принижая человека, подчеркивая его ничтожность. Если тот запинался, мялся — ни за что не приходил на помощь, а долго и безжалостно смотрел на его барахтанье. Боголюб не признавал никаких просьб сотрудников. Болезнь, рождение детей, несчастья в семьях его не трогали и не касались.
К великому удивлению Лилии Владимировны, у Аркаши — так за глаза стали называть его теперь все подчиненные — в лице появились «особые приметы»: выражение величественности, сознания собственной значимости, мрачноватый блеск неприязненно глядящих, оказывается, темных глаз. И нос стал резче очерчен, а подбородок властен.
Он перестал со всеми здороваться, и Лиля как-то, остановив Боголюба в коридоре, сказала:
— Аркадий Станиславович, а ведь я с вами поздоровалась.
Он с недоумением поглядел на нее, как на неодушевленный предмет, и, буркнув:
— Очень приятно, — проследовал дальше, прямо, как цапля, ставя ноги. У него даже походка изменилась.
«Робот! — сердито подумала тогда Лиля. — Страшно нужны мне твои здорованья».
Судя по тому, что Аркаша завел шашни с молодой мясистой переводчицей Викторией Благодатовой из отдела научно-технической информации, он вышел из-под пяты Клеопатры. Когда же, по его мнению, Благодатову стали недооценивать, директор решил «проучить» отдел и, вызвав Новожилову, объявил: