— Я продавщица, — сказала она. — Мы получили игрушки из ГДР, а сопроводительное письмо прочитать не можем. Кого мне попросить?
— А ну-ка, покажите…
Лилля Владимировна быстро перевела письмо. Уже прощаясь, девушка спросила:
— Может, вам игрушки нужны?
Лилия Владимировна подумала о Шмельке:
— Да, хорошо бы…
— Зайдите ко мне после работы, меня зовут Тоня.
Новожилова, войдя в магазин, спросила Тоню. Ее повели длинным коридором в подвал, в подсобку. Тоня, в синей форме, очень идущей ей, приветливо улыбнулась и сказала:
— Заплатите в кассу и с чеком подойдите во вторую секцию к Наташе.
В этой секции ей дали сверток. Покупатели, стоящие в очереди, поглядели на нее зло, с осуждением, и Лилия Владимировна прокляла ту минуту, когда решилась на подобную покупку и дала себе зарок никогда не гоняться за дефицитами. Это не в ее характере, и переделывать себя она не станет.
…В коридоре стояли тапочки Тараса. Очень приятно, значит, его еще нет дома.
Шмелек уже пообедал, готовил уроки. На столе в ее комнате лежало письмо из Ростова от Инки. Как всегда, обстоятельное. Между прочим, она писала, что доцент Васильцов пользуется большим авторитетом. И опять, как в каждом трудном случае, Лиля мысленно написала письмо Максиму Ивановичу, рассказала о баталиях в институте: «Правда, судьба настолько нас развела, что вряд ли мои горечи и боли могут близко затронуть вас. Мы живем на три часа впереди Ростова, и орбиты наших жизней тоже не совпадают…»
«Собственно, для кого я берегу себя, — с горечью подумала она. — Для чего похоронила как женщину? Что держит меня в этом холодном доме?»
Лиля поиграла Шопена, Бетховена. Странно, в ее характере уживаются они оба. Музыка всегда ее успокаивала.
Пришел с работы мрачный, молчаливый Тарас. Переодевшись, бросил:
— Разогрей! — и уткнулся в журнал «Вокруг света».
«Разогрей» — это неизменный борщ с непременно большим куском мяса. Лиля на кухне налила горячий борщ в тарелку, нарезала хлеб, поставила солонку, горчицу, перец и возвратилась в комнату:
— Можешь есть.
Этим обычно и ограничивалось их вечернее общение. Разве только иногда разнообразилось фразами:
— Пришей пуговицу…
— Приготовь на завтра рубашку…
И никогда: «Спасибо», «Вкусно»… Никаких расспросов о работе…
Если рассказать ему сейчас, что происходит в институте, это вызовет только злорадство: «И там твой характер сказался».
…Шмелек, закончив приготовление уроков, сообщил матери:
— У нас в классе Толька Брагин заявил: «Полечу, как Гагарин». А у самого двойки.
— А ты бы хотел полететь в космос?
Глаза его стали мечтательными: