– З-зараза! – выругался Степан, обалдевший от грохота выстрелов. Рванув чеку, бросил гранату и распластался за убитым боевиком. «Эргэдэшка» упала мягко на керамзит перед проемом. Взрыв потряс здание. Осколки и керамзит разлетелись веером, кромсая, уродуя стены. Степан, не раздумывая, бросился вперед и, упав ничком у проема, швырнул вторую гранату внутрь класса. Опять рвануло. Ударной волной из класса вынесло огромное облако удушливой вонючей пыли. Сверху посыпалась какая-то дрянь. Вскочив на ноги, оглохший «собровец», влетел в помещение, строча из «ПКМа» в глубь класса, окутанного густой завесой.
Все было кончено. Под окном, привалившись к ободранному подоконнику, полусидел окровавленный боевик в сером омоновском камуфляже. Из-под вязаной шапки, которую перетягивала зеленая повязка с арабской вязью, по запыленному бородатому лицу медленно ползли кроваво-грязные потеки. Тусклые глаза при виде «собровца» на мгновение блеснули, ожили и тут же погасли. Исаев подошел к неподвижному телу, тронул дулом и присев рядом, устало прислонился спиной к стене.
– Оппаньки! Спекся, шахид! – раздался хриплый голос вошедшего следом Савельева.
Класс был пустой, если не считать трех-четырех сломанных парт, да двух увесистых рюкзаков, сваленных в дальнем углу. Из стен были вырваны выключатель, розетки, проводка отсутствовала.
– Глянь, мелкашка! – поднимая с пола винтовку с оптическим прицелом, оживился «собровец».
– Из таких в Грозном наших ребят щелкают как куропаток, легка и удобна для ведения уличных боев, не то, что «эсвэдэшка», – сплевывая сгусток грязной слюны и смахивая рукавом пыль с бровей и носа, отозвался Степан. Он почувствовал смертельную усталость, вдруг стопудовой веригой навалившуюся на него, будто вагоны разгружал.
– Какой-то Гаджи Мирзоев! – обернувшись к товарищу, Савельев помахал документом, который извлек из нагрудного кармана убитого. – Служба Национальной Безопасности Чеченской Республики Ичкерия.
Но Степан его уже не слышал, он был далеко…
Утро. Солнце еще не встало. Белое неподвижное светлое зеркало озера. Стелится на водной гладью нежными клочьями седой туман. Ему двенадцать лет. Он сидит в лодке и смотрит на медленно гребущего брата-близнеца. Из под весел Виталия, журча и завихряясь в маленькие водовороты, уходит за корму вода. В тишине слышны только скрип уключин да всплески стаек испуганных мальков, которых гоняет окунь или щука. Его пальцы за бортом в теплой, как парное молоко, воде…
На второй этаж поднялись остальные «чистильщики».
– Первый раз настоящего шахида вижу! – прогундосил из-за Савельева простуженным голосом Привалов.