На этих словах граф Лев Николаевич будто бы поперхнулся на дверь гостиной, уставясь. Шаги чьи-то ему послышались. Уж не Софьюшка ли там тихими стопами?.. Решительно встал, распахнул обе створки - никого. Софья на пруду с детьми, и голоса их сюда не слышны. Поглядел на часы и пригласил Ивана Петровича отобедать. Предупреждая возможное разочарование гостя, уведомил, что на столе будет только вегетарианское, оно не в пример здоровее скоромного и скверно перевариваемого, отчего случается геморрой или желудок бывает неладен. У него вот геморрой случился, а кроме того нервы возбудились неприятно.
- Сплю мало, - пояснил граф, - оттого и не работаю ничего. Делаю пасьянсы, гостей принимаю. Некогда работать. В апрельскую книжку «Устоев» не поспел с рукописью. Ах, да пустое все это! Хочется умереть иногда, верите ли?
Каково было слышать такое гостю? Откланялся генерал, сославшись на занятость, и отбыл в обратную дорогу. Пролегала она без причины к неровностям, худая, ухабистая - на бесконечные российские века.
К мыслям ухабы побуждали не благостным. А так - дорога как дорога. Не Млечный Путь, но и не шлях чумацкий.
Комментарий к несущественному
Время стучит мимо, и дни наши убавляются быстрее, чем стучит время. Взглянул на мир свой и увидел, что он вчерашний. А почему так и спросить не у кого. В сквозных дорожных печалях та лишь и дана крохотная услада, чтобы вольно думать о пространствах, необъятного сущего, по которым ближней и дальней болью рассеяны дорогие и вечные нам пылинки. И легким перышком памяти коснется вдруг грустное узнавание, словно края сошлись некогда разорванного, и долго потом увиденное изумлением остывает - прошедшее это или еще не встреченное?..
«Акценты, акценты... - тихо ворчит в кибитке асессор. -В земных печалях та лишь и представляется нам крохотная утеха, чтобы найти на карте необъятных пространств исчезающе малую точку и шепнуть себе: «Здесь со своей болью обитаю я». А дорога как дорога. Все двигается по ней, удачей и невезеньем понукаемое. Так в мире устроено, что мечтание, счастливо лишенное земных тягот, тоже сюда вписывается тихим пролетом крыла, надеясь душе что-то объяснить или от нее ответа дождаться. Пушкин всю жизнь в дорогу стремился - для чего?
Всё живет одним пространством, только времена у всех, разные. Но в том-то и штука, что гений - это такая профессия. Он живет в другой жизни. Понять его трудно, хотя и можно. Песчинки его часов не вниз сыплются, а вверх отлетают, лишенные земного тяготения, и сердце рвется из груди навстречу ледяным волнам блаженства и ужаса. Ваше дело признать и удивиться акцентам души...».