В чести и бесчестии (Гончаров) - страница 58
Такое, значит, асессорское мнение, имеющие нужду быть управляемым, поскольку от одной его мысли до другой -тысяча верст с гаком и все бездорожьем.
Господь этим тронут, но дороги навряд ли исправит.
Глава 91
Виновато всякое великое существование, потому, видно, и нейдет коллежский асессор Наумов на поприще самозваных мессий. И в творческую лабораторию романа нейдет - там сплошь выдумки бесноватых, и нет разумного слова, а есть голубое сало.
Вот ежели бы в сказку, где на все вопросы один ответ: «Стали жить-поживать, да добра наживать», то и уговаривать не надо. Усвистит за тридевять земель. А в эту «лабораторию», где все уныривает в котел блудодейства - извините.
Что с него взять? Уклонился асессор в сон. А в том сне - Заратустра, которого иногда принимали за майора Наумова - сидел себе на горе Елеонской и презентовал человечеству новую религию. И себя в качестве «нового Заратустры». Религия объяснялась совершеннейшим отсутствием нужды в ней, равно как и в самом Заратустре, но это ему было все равно. Обращался он к будущим поколениям:
«Эксплуатируйте, истязайте людей - вы, носители зависти, блуда и корысти. Доводите все до крайности, возбуждайте человека против человека, права против долга, пороки против любви - тогда из искры погребального факела возгорится пламя дьявольской энергии и вспыхнет одичалая воля. Моя религия стремится к господству над людьми. Средством для этого является мое желание сделать их нравственно больными, не способными спасти красоту для мира. К чему писать, если все уже написано в моей великой книге для всех и ни для кого?..»
Литература к этому отношения не имеет. Имеет к другому - к тому, чем возмущен был асессор, считавший, что «пухлый господин» Тургенев сделал столько же зла, сколько и тощий Чернышевский. Оба били в одну точку. Но если «Что делать» Чернышевского промелькнуло молнией, опалив немногих, то «Отцы и дети» перетекли в какую-то чахотку, обрывавшую семейные и родовые связи.
А уж после того, как были осмеяны помещики у Гоголя, администраторы у Салтыкова-Щедрина, купцы у Островского, духовенство у Лескова - русскому человеку только и осталось довести все до крайности, освободив дьявольскую энергию. Отсюда и произошла революция. Как, однако, просто она произошла!..
Что делать? Исповедовать новую религию, каковую проповедовал Заратустра, обращаясь отдельно к шляпам бойких писак- галантерейщиков: «Никто не оспаривает ваших способностей...»
Шляпы согласно закивали: кто же возьмется оспаривать неоспоримое?
«Никто не оспаривает ваших способностей произвести путем зависти, блуда и корысти - демократическую революцию и породить жалкие мантры о беспредельных правах ваших личностей, превращающих всякого поденщика жизни в существо, исковерканное ложным чувством избранности. Моя истина, моя религия не менее ужасна. Близится эпоха, когда гораздо предпочтительнее будет культивировать не права человека, а его пороки. И я, антиосел, в котором кое-кто из вас видит всемирно-историческое чудовище, спрашиваю вас: способны ли вы еще впитать в себя новую заразу разложения, выношенную мною на путях порока и мерзости?..»