Русские историки часто говорят о войне 1805 г. как о войне превентивной. Якобы Наполеон с самого начала только и думал, что напасть на Россию, и нужно было его остановить. Как кажется, документы и материалы, приведенные в этой книге, убедительно доказывают, что теория превентивной войны не выдерживает ни малейшей критики. Война 1805 г. не предотвратила будущие военные конфликты, а наоборот, их спровоцировала. Расширение Франции за счет Пьемонта или Генуэзской ривьеры мало затрагивало интересы России, а тем более не угрожало ее безопасности. Первый консул, а впоследствии император постоянно подчеркивал свою приверженность концепции русско-французского союза. Конечно, он делал это не по причине какого-то особого пристрастия к русскому народу, а в поисках своих выгод. Но что мешало России умело использовать хорошие отношения с Францией для того, чтобы найти в них выгоды для себя?
Итак, Россия, а вместе с ней и вся Европа были втянуты в глупую, ненужную, кровопролитную войну, за которую большую, если не всю ответственность несет император Александр. Эта война закончилась для русской армии катастрофой на кровавом поле под Аустерлицем 2 декабря 1805 г. Но Наполеон совершенно сознательно не пожелал довести уничтожение русской армии до конца. Он надеялся, что этот поступок будет оценен царём. Буквально через несколько дней после битвы в разговоре с Гаугвицем французский император сказал: «Россия будет со мной, быть может, не сегодня, но через год, через два, через три года. Время стирает все воспоминания, и из всех союзов это будет тот, который мне больше всего подходит»[1].
Увы, Наполеон не знал, с кем он имеет дело. Во главе России стоял человек, который поставил во главу угла только одну задачу — удовлетворить чувство личной зависти и мстительности по отношению к Наполеону. Вспомним, что великий князь Николай Михайлович Романов метко сказал о мелочной, полной личных комплексов политике Александра I: «В остальные же двадцать четыре года его правления интересы России, к сожалению, были отправлены им на второй план».
Что касается французского императора, то его слишком далеко завело желание обезопасить себя в будущем, извлечь максимальную выгоду из победы. Империя Наполеона и появившиеся вокруг нее вассальные государства стали слишком много значить в европейской политике. Баланс сил был нарушен, и с подобным государством стало весьма непросто поддерживать равноправные взаимоотношения. Поражение при Аустерлице также разбудило доселе дремавшие силы. Русское дворянство и, в особенности, офицерский корпус отныне желали реванша. Конечно, все это было еще достаточно далеко от сильных антифранцузских настроений в русском обществе накануне войны 1812 г. Однако это было уже не то в основном безразличное и иногда даже благожелательное отношение к Бонапарту в годы его Консулата.