В четверть пятого Старбак набрался смелости и попросил разрешения отлучиться. Фальконер гневно воззрился на него и прежде чем тот обрушил на его голову громы с молниями, красный, как рак, Натаниэль сослался на недомогание:
— Желудок, сэр.
— Иди. — выплюнул Фальконер коротко.
Дождавшись, пока Старбак уйдёт, полковник повернулся к сыну:
— Что с ним? Желудок — отговорка.
— Не знаю.
— Зато я знаю. Женщина — вот что с ним. Старый знакомый — чушь. Что за знакомый, с которым нельзя познакомить нас? Нат подцепил какую-то вертихвостку, а, вернее всего, шлюху.
— У него денег ни цента.
— Я бы не был в этом так уверен, Адам.
Вашингтон Фальконер подошёл к окну площадки. В конце улицы возчик табачного фургона прилаживал на место потерянное колесо. Вокруг скопилась толпа чернокожих собратьев ездового, давая советы.
К полковнику приблизился сын:
— Почему ты не уверен в этом, отец?
Фальконер-старший поиграл желваками:
— Ты помнишь наш рейд? Знаешь, почему Нат не выполнил мой приказ? Потому что Труслоу в это время обирал пассажиров поезда. Господь Всемогущий, Адам, это не война. Это бандитизм, явный и неприкрытый, а твой друг — соучастник. Вот и выходит, что Нат — бандит и вор.
— Нат — не вор! — яростно запротестовал Адам.
— А я пригрел его в Ричмонде. — горько произнёс Фальконер, — Сейчас задумываться стал: всю ли правду о себе он рассказал?
— Отец, Нат — не вор!
— Почему же он здесь сошёлся ближе всего именно с Труслоу и его сворой?
— Нат… — начал Адам, вспомнил об украденных у майора Трабелла деньгах, и добавил тихо-тихо, — Не вор.
— Хотел бы я иметь твою уверенность в его честности. — печально покачал головой полковник, глядя вниз лестницы на внешнюю дверь, усеянную у земли пятнами засохшей табачной жвачки, — Может, его клятвы в верности Югу — тоже ложь?
Загремели шаги по мраморному полу, послышались голоса, и Старбак был забыт. Вернулся Роберт Ли, и Легиону предстояло получить назначение.
Джордж, чёрный слуга Бельведера Делани, проводил Старбака до дверей особняка на Маршалл-стрит, где северянина встретила почтенная дама средних лет с ледяным взглядом:
— Я — миссис Ричардсон. Мистер Делани предупредил о вашем визите, сэр. Будьте добры следовать за мной.
Это был публичный дом. На стенах висели пошлые пейзажики в блестящих золочёных рамах, пол покрывали тёмные ковры, и какого рода торговля ведётся здесь, Натаниэль догадался, запнувшись у открытой двери гостиной, где сидели девушки в кружевных лифах и нижних юбках. Те, что не были заняты игрой в карты, улыбнулись ему, одна послала воздушный поцелуй. И лишь тогда до Старбака дошло. Он попал в вертеп, гнездо разврата, которые его отец клеймил, как раззолоченные роскошные передние ада, ибо, зайдя в одно из них, грешник отправлял душу свою прямиком в преисподнюю. Во всех передних есть вешалки, имелась таковая и здесь, — лаковая, с бронзовыми крючками, подставкой для зонтов, скошенным зеркалом. В грешниках, очевидно, тоже недостатка не было, на вешалке Старбак насчитал четыре офицерских кепи, цилиндр и трость. По лестнице, освещённой масляной лампой на цепном подвесе, миссис Ричардсон поднялась на второй этаж. Следуя за ней, Старбак цеплялся ножнами (он сегодня надел форму) о балясины перил. В коридоре, куда вывела лестница, царил полумрак. Взгляд Старбака скользнул по украшавшим стены гравюрам. Каким бы слабым ни был здесь свет, юноша на миг застыл, вперившись в изображение двух сплетённых обнажённых тел. Он знал, что смотреть на такое — грех; он знал, что цена греха — погибель души, но даже если бы в это мгновение к его совести взывали все праведники мира под аккомпанемент всех ангелов с небес, он не смог бы отвести взор от греховной, странно-волнующей картинки. Минутой позже Старбак опомнился и бросился догонять миссис Ричардсон. Чернокожая служанка с подносом шарахнулась, пропуская его. Из-за двери справа доносился смех, в следующей комнате возбуждённо рычал мужчина.