Старбак отвечать не спешил. За тот день он и ныне не благодарил Бога, а молил о прощении за совершённый грех.
— Спасибо, что не раззвонил никому о моей Салли. О свадьбе её и остальном. — Труслоу отрезал от плитки полоску табака, сунул за щёку, остальное спрятал в кисет на поясе, — У тебя рождаются дети, и ты надеешься, что однажды будешь ими гордиться. Салли же мне поводов для гордости не давала. Чаще наоборот. Но теперь она замужем, и всё закончилось.
Ой ли, усомнился Старбак про себя. Для матери Салли свадьба стала началом. Замужнюю, её увёл яростный коротыш Труслоу. Салли. Странно, лица её Старбак припомнить никак не мог. Черты расплывались, оставляя лишь туманный образ кого-то, очень красивого, кому он пообещал прийти на помощь по первому зову. Что он будет делать, если зов раздастся? Сбежит с ней, как с Доминик? А её отец? С ним как? По ночам Старбака одолевали мечты, безумные, фантастические мечты о Салли Труслоу, какие только могут одолевать юношу по ночам.
— Спасибо, что никому не раззвонил. — повторил Труслоу.
Слышать их разговор никто не мог, от товарищей, скачущих впереди и сзади, Старбака с сержантом отделяла дюжина шагов. Юноше пришло на ум, что Труслоу, возможно, не столько благодарит его за молчание, сколько ждёт подтверждения: да, никому не раззвонил.
— Никому. — мотнул Старбак головой, — Никого это не касается.
Касается-не касается, но, если быть честным перед самим собой, тайну он хранил не от врождённой деликатности. Просто Труслоу не относился к числу людей, чьё грязное бельё можно перетряхивать без риска для жизни.
— Как тебе Салли? — спросил Труслоу серьёзно.
— Красивая. — ответствовал Старбак так же серьёзно, будто не он грезил увезти её на новые западные земли, будто не он представлял, как украдёт её у отца с мужем ради дворцов и отелей Европы.
Труслоу кивнул:
— В мать. Юный Деккер — счастливчик, хотя тут бабушка надвое сказала. От женщины зависит, дар её красота или проклятие. У Эмили — точно дар, а у Салли… — разбойник вздохнул.
Сплюнув табачную жвачку, он поразмыслил и продолжил без видимой связи с тем, на чём прервался:
— Знаешь, есть люди, которые рождены для семейной жизни. Юный Деккер как раз такой и есть. Он всё рвался в Легион вступить (там брат его двоюродный), но ему на войне делать нечего. Он — не боец. Не то, что ты.
— Я? — разинул рот Старбак.
— Ты — боец, парень. Поверь мне. Ты при виде слона в штаны не наложишь.
— Какого слона?
Труслоу крякнул, как бы досадуя, что ему приходится объяснять элементарные вещи:
— Если бы ты рос в деревне, тебе сызмальства на разные лады расписывали бы цирк. Все диковины его: и уродцев всяческих, и животин учёных, и слона. Все дети просят объяснить, что это за слон такой, но как объяснишь-то? В один прекрасный день цирк приезжает, и дети видят слона собственными глазами. Так и первый бой. Как слона увидеть. Кто-то в штаны слабину даёт, кто-то улепётывает, а кто-то заставляет улепётывать врага. Ты, парень, из третьих, а Фальконер — нет. — Труслоу пренебрежительно указал подбородком на одиноко едущего во главе колонны полковника, — Попомни мои слова, парень, Фальконер сломается в первом же сражении.