Предки разом посмотрели на Мэкона, и у меня перехватило дыхание. Вокруг запястья Суллы обвивались бусы, будто четки известной лишь ей религии. По обе стороны от нее стояли Далила и Айви, пристально наблюдавшие за Мэконом. Зато дядюшка Эбнер уставился прямо на меня. Он словно спрашивал меня о чем-то. Однако он быстро отвлекся и заговорил с Суллой на языке галла.
— Сделайте то, что сочтете нужным! — крикнула Эмма.
Предки взялись за руки и медленно повернулись к ней спиной. Вот так-то.
— Не-е-ет! — дико завопила Эмма и упала на колени.
А Предки улетучились.
— Итан, я утихомирю Эмери, — тихо вымолвил Мэкон. — Хочет она того или нет, — добавил он.
Я кивнул и пошел к ржавой металлической лестнице.
— Тебя проводить? — предложил мне Джон.
Я отрицательно помотал головой — сейчас мне необходимо побыть одному. Если, конечно, можно остаться в одиночестве, когда за тобой по пятам следует вторая половина твоей души.
— Итан! — окликнул меня Мэкон.
Я замер.
— До встречи, мистер Уот!
И все. А что тут скажешь?
— Берегите ее, — произнес я.
— Обязательно, сынок.
Я покрепче ухватился за лестницу и начал карабкаться вверх.
— Нет! Мальчик мой! — рыдала Эмма, царапаясь, кусаясь и отбиваясь от Мэкона. — Итан Лоусон Уот, немедленно слезай!
Но я продолжал подниматься. И все время меня не покидала одна и та же мысль: «Правильный поступок никогда не дается легко».
Я стоял на вершине белой башни. Тени я не отбрасывал, на небе не было ни звездочки. Внизу мерцали огоньки Саммервилля. Здесь мы с Леной провели немало счастливых часов, а сегодня я чувствовал себя совершенно несчастным. Я боялся, и вдобавок меня тошнило.
В ушах до сих пор отдавались крики Эммы. Я положил ладони на крашеный металл и заметил нарисованное черным маркером сердечко. Вспомнив тот день, когда оно появилось здесь, я улыбнулся.
Пора. Пути назад нет.
Я взглянул на луну, собираясь с духом, чтобы совершить последний немыслимый поступок. Грудь сдавило, а еще засосало под ложечкой.
«Давай же», — подумал я и зажмурился.
Внезапно меня сильно ударили в солнечное сплетение, и я отлетел к лестнице. Краем глаза я заметил его — себя, — а потом вмазался челюстью о перила и потерял равновесие.
Он хотел остановить меня, однако я сопротивлялся. Его чаки метили мне в живот, а мои — в его: две пары совершенно одинаковых, поношенных кедов. И тут меня осенило — ведь так и было в моих снах. Значит, такова моя судьба.
«Что ты делаешь?» — беззвучно или на кельтинге крикнул он. Я швырнул его на пол, и он с грохотом рухнул на спину. Я схватил его за воротник футболки, и он повторил мой жест. Мы уставились друг на друга, и он прочел в моих глазах ответ на свой вопрос.