— Английского кофе? — недоверчиво переспросил Эд.
— Почему, американского. У нас, правда, вода неподходящая, но я наловчилась варить довольно сносный.
Он улыбнулся одними губами.
— Тогда непременно надо пойти попробовать.
* * *
Сара понимала, что нужно дать Эду время выйти из мрачного настроения, забыть ужасы Швайнфурта. Но ожидание и бездействие оказались мучительны для нее. Вернувшись в госпиталь, она поймала себя на том, что думает о нем все больше и больше. Она беспокоилась за него. Он был слишком молод, да и все они были слишком молоды, чтобы стать свидетелями таких ужасов. От такого разрушаются, каменеют, мертвеют сердца. Она молила бога, чтобы Джайлзу не пришлось пройти через такое, потому что только теперь, благодаря Эду Хардину, поняла, что такое война.
Теперь она знала, что война — это не просто затемнения, дефицит и налеты; война — это смерть и разрушение, это массовая гибель людей, это боль, горе и бесконечные потери. Она всегда жила благополучной, безоблачной жизнью. Теперь жить стало труднее — без слуг, автомобилей, изысканных платьев — всего того, что само собой разумелось раньше. Но что значили эти лишения по сравнению с тем, что выпало на долю Эда Хардина и многих, многих других!
Джайлз скупо писал о себе, но он был военным летчиком, истребителем, которому приходилось сражаться один на один с противником. Он летал на самолете более быстром и маневренном, чем неуклюжая «летающая крепость», которая представляла собой беззащитную мишень для более быстрых и маневренных машин, атаковавших ее со всех сторон. И те, кто сидел внутри, ничего не могли поделать. Такую громадину не так-то просто спрятать в небе и увести от погони. Теперь, слыша гул моторов, она восхищалась мужеством летчиков и переполнялась страхом за их жизнь. И особенно за жизнь одного из них. Эда Хардина. Этот страх не давал ей спать по ночам и тревожил в дневное время.
В следующее воскресенье, выходя с дежурства, она увидела, что Эд ждет ее в джипе у ворот госпиталя.
— Решил убить двух зайцев — навестить раненых и предоставить транспорт сестричкам, закончившим дежурство. Прыгай сюда, домчу вмиг.
— Можно велосипед засунуть в багажник?
— Нет необходимости. Оставь его здесь, а я тебя сюда потом привезу. Так что у меня будет возможность дважды тебя увидеть. Видишь, какой я умный? — Он нажал на стартер, и машина тронулась. — Вообще-то я явился, чтобы извиниться. За синяк на руке. Как он, кстати?
— Все в порядке, — поспешно ответила она, инстинктивно пряча запястье.
— Дай взглянуть.
— Честно, все нормально.