Бронек глубоко вздохнул и еще долил в глиняные кружки какой-то браги. Пили они только вдвоем. Мартынко наскоро позавтракал и выбежал за ворота в лес, начинавшийся прямо у двора Бронека и стоявший весь в снегу, тихий, будто задумавшийся. Мальчика не интересовала застольная беседа друзей. Они по нескольку раз вспоминали прошлые дела, о которых Мартынко не раз слышал от дяди Федора. А Мартынко забрался в такую даль - во Львов, чтобы разыскать здесь свою мать, повидаться с ней. Пока он шел сюда - терпел, ибо знал, каким долгим будет их путь, начавшийся еще осенью. А сейчас он уже во Львове, где-то рядом живет его мать, которую он не видел с того дня, когда она отправила его в чигиринский подвал спасать кобзаря...
А в хате за затянувшимся завтраком друзья от воспоминаний о прошлом снова перешли к разговору о камне для строительства костела иезуитов.
- Постой, постой, Вацек. Говоришь - для костела иезуитов? Так, может быть, это и есть те самые отцы иезуиты, у которых есть коллегия Для обучения шляхетских детей? - спросил Богун.
- Да, те самые, пан Федор. У них есть и свои костелы, и свои коллегии, и даже кое-какие цехи. Но каменотесного нет, мы работаем у них от городского церковного братства.
Несколько минут они сидели молча. Богун думал о том, где и как искать мать Мартынка. Потом он нащупал руку друга, нежно пожал ее и тихо сказал:
- Понимаешь, браток, мать моего поводыря Мартынка тоже банитована, изгнана за то, что помогала мне бежать от палачей. Да... боже мой, ты же знаешь ее, Мелашку...
- Мелашку?! - радостно воскликнул Бронек. - Наша Мелашка? Та самая, которую мы спасли вместе с паном Богуном? Как же, чудесная девушка была! Так это ее сын?.. Куда же он убежал? Хочется поцеловать дитя этой отважной женщины.
- Погоди, братец, поцелуешь потом. Она тоже должна была скрываться и пошла служить к одной нашей доброй переяславской женщине, жене чигиринского подстаросты. Теперь живет во Львове, прислуживает сыну подстаросты. А он-то учится в коллегии иезуитов...
- Матка боска, Богун! - вскочив с места, воскликнул Бронек и дружески хлопнул слепого по плечу. - Ты говоришь, наверное, о молодом Хмельницком, сыне чигиринского подстаросты?
- Да, да, Бронек...
- Вацек, пан Федор, - смеясь, поправил кобзаря Бронек, обрадовавшийся сделанному открытию.
- Конечно, Вацек. Так ты знаешь сына Хмельницкого?
- Я его не видел, но знаю, что в коллегии есть такой "Хмель". Во время рождественских праздников они вместе со своим другом поляком, тоже "Хмелем", такое устроили, что весь Львов только об этом и говорит. Сам Станислав Окаянный приехал улаживать этот громкий скандал в стенах иезуитской школы. Мы, строители костела, узнали об этом от челяди коллегии сразу, как только приехал воевода. А уж если знают цеховые, то шила в мешке не утаишь... Получается - наша Мелашка живет вместе с ними. Нет, еще живет дух Наливайко, пан Карпо...