У всех разные игрушки (Бондарь) - страница 50

– А Россия? – спросил я.

– Что – Россия? – не понял Персен.

– Она тоже была империя. Кто финансировал ее расширение?

– Не знаю, – Пьер потер ладонями свои круглые щеки. – Никогда об этом не задумывался, но если покопаться, наверняка найдутся следы какого-нибудь фанариотского семейства – просто из-за географической близости они не могли не отметиться. Какие-нибудь Кантакузины, Гики или Кантемиры.

– Кто такие – фанариоты?

– Придворные византийцы, перешедшие на службу к османам, – пояснил Персен. – Они подмяли под себя финансовую отрасль Османской империи, позже кое-кто из них перебрались на остров Хиос и некоторые живут там и поныне, управляя своими торговыми империями от Токио до Торонто. Поищите среди контактов русских императоров их фамилии и наверняка увидите, что они там отметились.

– Хорошо, – вздохнул я. – Приглашайте своих серых кардиналов. Мне будет интересно посмотреть на это сборище. И, кстати, откуда вы все это знаете, Пьер?

Персен загадочно улыбнулся, прикрыл глаза и произнес:

– Когда-то мы все были молодыми, Зак.

– И что?

– Я ведь не родился банкиром. Я тоже ходил в школу, потом поступил в Центральный университет в Мадриде… сейчас его называют Комплутенсе, но тогда, при каудильо, он был просто Центральным. Я учился на историческом факультете. Знаете, вся эта юношеская романтика в шестидесятых – революция, Че Гевара, свободная любовь, The Beatles… Славные деньки! Я специализировался на позднеримской Империи. О! Гесперия! Что это было за государство! С его смертью на Европу обрушились темные века, викинги, Аттила, авары, все эти грязные франки Хлодвига. Частенько мы ездили на раскопки, как правило, летом. За шесть лет я объездил всю Южную Европу и Малую Азию, в Испании я облазил все руины вандальских, вестготских, свевских крепостей и церквей! Рекополис, Иданья-а-Велья! Я видел Трою, да не одну – все, сколько их раскопали, видел плиты Баальбека, поднимался на стены Крак-де-Шевалье, украл камень из Колизея и исповедовался бенедектинцам в Монтекассино…

Персен пустил слезу и замолчал, размазывая ее по щеке. Я ждал продолжения – все основные вехи жизненного пути Пьера я знал и без него – спасибо Лу, тщательно выполнявшему свою работу, но в исполнении самого Пьера его история звучала как-то… трогательнее, живее, что ли?

– Золотые были дни, – заключил Пьер. – А потом я влюбился. Как Клод, Феб и Квазимодо вместе взятые. Как она была прекрасна! Как звучал ее голос! Низкий, густой контральто, которым она пела веселые итальянские песенки. Ее звали Жюстин. Жюстин из семьи Боргезе. Черная знать, хоть и не самых древних родов. Ее рассказы были невероятны! Половина событий мировой истории, которые казались нам всем бесконечно далекими, для нее были свежими, словно произошедшими вчера. Но каждый ее рассказ открывал передо мной новую грань, неизвестную широкой публике. Я слушал ее семейные истории и мой мир переворачивался, я начинал понимать, какие все это детские игрушки – Че Гевара, Красные Бригады… Все это глупые дурачки, выполняющие чей-то хитрый замысел, орудия, инструменты, не больше того.