Я на детской площадке, сижу на качелях. Неподалеку находится храм, и до меня то и дело доносится слабый запах благовоний. Я раскачиваюсь, цепи качелей скрипят, кроссовки чертят борозды в сухой мягкой земле. Моя подошва извлекает из пыли детскую заколку. К горлу подкатывает комок.
Я сижу и думаю о том, как он катался на этих самых качелях. Взлетал высоко над землей, взвизгивал и смеялся.
Некоторое время назад я говорила с пожилой женщиной, которая полола сорняки возле горки.
– Откуда вы? – спросила она по-японски.
– Из Америки, – с гордостью сказала я. Такой тон означал: мне, в отличие от вас, повезло.
– А, вот как. – Она кивнула. Вокруг глаз у нее собрались морщинки, но улыбка вышла натянутой. Казалось, она размышляет, вспоминает что-то. Потом она ушла.
Может, она слышала обо мне.
Теперь я одна, качаюсь, курю. Еще несколько лет назад я ни за что не закурила бы на людях. Я соблюдала приличия. Прятала пустые бутылки на дно мусорного ведра. Да я тогда почти и не пила. Всерьез намеревалась вести себя так, чтобы меня не в чем было упрекнуть.
На телефонный провод садится ворона, глядит на меня, каркает. Даже птицы меня презирают. Прилетают еще вороны. Они принимаются трещать между собой, первая ворона тут же обо мне забывает.
Наконец подходит время. Время, когда мимо площадки, пиная камушки и алюминиевые банки, идут дети, одетые как солдатики, с тяжелыми красными ранцами на спине. Проходят группками по трое-четверо, некоторые толкаются и смеются. Обычно впереди ребенок постарше, очень серьезный. А иногда чья-нибудь мать.
Я гашу сигарету об землю, втаптываю ее поглубже, сверху нагребаю пыли. Прикрываю ладонью глаза от солнца, смотрю на дорожку.
Даже с такого расстояния я сразу вижу его. Он идет с двумя другими мальчиками, но как-то невесело – голову опустил, ни на кого не смотрит. Свою желтую шапочку он засунул в карман форменного пиджака. Пуговицы на пиджаке латунные и блестят на солнце. Он идет в мою сторону.
Я встаю с качелей. Сердце колотится. Подхожу к краю площадки. В это время мимо проходят четыре девочки, у всех четырех волосы собраны в хвост. Они прыскают в кулачок, а оказавшись за моей спиной, в безопасности, начинают выкрикивать все известные им английские фразы: «здравствуйте» (они произносят это как «дзадраба-стути»), «меня зовут…», «большое спасибо». «Басои сапасиба».
Я едва их слышу. Он все ближе, но еще не поднял голову. Я вижу, что его темно-каштановые волосы стали длиннее и уже лезут на уши. Он хорошо загорел – видимо, много играет на улице.
Один из его друзей выхватывает у него из кармана желтую шапочку и подбрасывает в воздух.
