– Потом подашь мне фамилии тех, кто подбил.
– Есть, сделаю, как остановимся.
«Двадцать минус восемь, неплохо», – подумал Шапошников, но в голову все лезли тоскливые мысли: «А чего это стоило, сколько опять людей положили… Вот догонят на марше и передавят, как котят… Что сделаешь с тремя орудиями… Видимо, действительно мы если не дивизию, то полк точно за собой тащим». Шапошников вспомнил, что в конце боя в село входила еще одна колонна танков.
Его полк после боя у Церковищ оторвался от противника и шел весь вечер и всю ночь. К утру 15 августа у станции Коммунары их снова нагнали немецкие танки, удалось продержать их здесь до вечера без серьезного боя. За ночь полк снова оторвался от противника и к утру 16 августа переправился через реку Беседь у Белынковичей и встал здесь в оборону.
Растянув батальоны полка насколько возможно пошире вдоль берега и лично обойдя оборону, осмотрев позиции всех трех орудий и всех двадцати пулеметов, Шапошников немного успокоился и решил дальше без приказа не двигаться и обязательно установить связь с начальством. Вскоре к нему подошел лейтенант Шажок и доложил, что рядом по берегу стоит армейский зенитный полк.
Командир его, майор с Золотой Звездой Героя Советского Союза, очень обрадовался Шапошникову и сказал, что они стоят здесь неделю и связи ни с кем не имеют все это время. Майор был очень удивлен, что фронт уже на Беседи. Быстро договорились о взаимодействии – зенитки майора вполне могли действовать и против танков.
Только Шапошников вернулся от зенитчиков в свой полк, как в его расположение въехала машина.
Шапошников представился незнакомому генералу, фамилии его не расслышал. Понял лишь, что он из штаба армии. Генерал выслушал доклад и сказал:
– Слушайте боевой приказ: переправиться полком через Беседь и наступать в направлении Костюковичи. Овладеть ими к исходу семнадцатого.
– Товарищ генерал, перед фронтом полка до пятидесяти танков, как же их атаковать? Три мы, правда, подбили, когда они пытались переправиться, но наступать в таких условиях, да еще на танки, – значит погубить остатки полка. У меня и всего-то триста шестьдесят человек.
– Вам не ясен приказ? Немедленно выполняйте поставленную боевую задачу. Не возьмете Костюковичи – расстреляю…
Генерал уехал, оставив для контроля своего адъютанта, молодого старшего лейтенанта с медалью «За отвагу», а Шапошников начал готовиться к наступлению. Приказ есть приказ, да и при адъютанте генерала он был вынужден что-то делать.
Не сразу дошел до него смысл последних слов генерала: «Не возьмете Костюковичи – расстреляю…» Это было уже третий раз за месяц, когда его обещали расстрелять за невыполнение задачи. Обидно и нелепо было слушать такие угрозы, тем более что никогда ранее подобного тона во взаимоотношениях командиров он не знал. Ему не было страшно, что его могут расстрелять, Шапошников готовил себя ко всему, но обидно было бы потерять остатки полка ни за что. Он готовился к наступлению, но не торопясь, надеясь, что вдруг случится что-то такое, из-за чего наступление не состоится.