И сразу понял, что дядя Гена Воробьев узнал.
— Почему же не узнаю?! Он это и есть, — не стал отрицать Юрину догадку дядя Гена.
— Кто именно? — уточнил на всякий случай Юра.
— Георгия племянник, Василий Петухов! — подтвердил пенсионер.
И деловито поинтересовался, продолжая разглядывать фотографию, которую протянул ему участковый:
— Пришили, что ль, Ваську-то?
— Угадали, Геннадий Васильевич.
— Ну я так и думал…
— А что вы думали-то?
— Ну что добром он вряд ли кончит.
— А почему ж вы так решили?
— Да уж больно парень был хищный. На все готовый. Настоящий пионер. Знаете, вот вы чем-то на него похожи.
— Я? — удивился Юра.
— Ага… Напряженный вы какой-то.
— То есть?! Что значит «напряженный»?
— Слушай… Можно я на «ты» буду с тобой? — вдруг попросил дядя Гена. — А? Ты ведь молодой совсем… А мне, когда на «ты», легче как-то разговаривать.
— Ну попробуйте, дядя Гена…
— Ты вот все, наверное, думаешь, к чему силы применить? Молодой, нерастраченный… Так? Смотри, поосторожней. А то ведь их можно так применить, что и без головы останешься… Живой пример — Васька.
— Уже не живой.
— Вот именно. Слушай-ка… «Биттнера» моего не хочешь попробовать? Народное средство!
— Нет-нет! Спасибо, не стоит! — всерьез испугался Юра, тревожно оглядывая мутноватые баночки, расставленные по окнам. Перспектива отведать мутноватую жидкость, самым предсказуемым и безобидным ингредиентом которой был в лучшем случае чеснок, совсем не прельщала Ростовского.
— Напрасно отказываешься. Организм очищает! Вообще все шлаки выводит, понимаешь! Ну все до единого. Ни одного не остается. Тонус сразу — до небес! Я полрайона нашего этим бальзамом снабжаю.
— Да я уж заметил, — вздохнул Юра. — Смотрю, народ в околотке стал какой-то подозрительно спокойный, бухой и радостный… Теперь понятно. Хлопнут чудодейственного средства — и никакой политики! Только глазки блестят: нормальная жизнь в нормальной стране. «Живу спокойно я — бальзам «Московия», так? Волшебник вы наш.
Воробьев скромно потупился.
— Вы все-таки, дядя Гена, поосторожней с этим своим «опиумом для народа», — довольно строго заметил Юра, прозрачно намекая на свой статус участкового милиционера.
— Да я что ж! Я только ведь…
— Ну ладно, ладно… Я вас, в общем-то, совсем о другом хотел спросить.
— Спрашивай! — облегченно перевел дух Юрин собеседник.
— Дядя Гена, а Вася этот, племянник, которого укокошили, он случайно романов не сочинял?
— Чего? — удивился Воробьев.
— Это его почерк? — поинтересовался Ростовский, доставая из своей папки дневник Эллы Фишкис.
Воробьев надел очки и осторожно взял тетрадь в руки.