Дожи в Венеции избирались пожизненно, а потому Гритти пришлось ждать сначала кончины одного дожа, потом второго. Но он умел ждать и дождался.
Дожем вознамерился стать еще в Стамбуле, который про себя так и звал Константинополем, где был послом Великой Синьоры Венеции (как ее только не звали: Сиятельной, Блистательной, Великой Синьорой, Республикой Святого Марка…). Венецианский посол – это не должность, а наказание, денег платили куда меньше, чем приходилось расходовать, работы определяли невпроворот, жен с собой брать запрещали (вот это многим нравилось), а вот повара – даже обязывали. Сначала послов меняли три-четыре раза в год, потому что дольше никто не желал оставаться на опасной службе. Потом по требованию тех, где эти послы представляли Венецию, вынуждены были оставлять бедолаг на три-четыре года.
Много, ох как много, потому что опасная служба. А вот Андреа Гритти у Османов нравилось, сумел подружиться с султаном Баязидом, а также с его разумным визирем Ахмед-пашой. Да так подружиться, что, когда все же попался на шпионаже, не отрубили, как другим, голову и не бросили в воды Босфора зашитым в кожаный мешок, просто посадили в тюрьму на четыре года.
Стамбульская тюрьма и за меньший срок чему угодно научит, но опального посла частенько навещал друг – визирь, хлопотал за него, подарков пришлось немало подарить, взяток дать, но главное, конечно, воля султана. Баязид освободил незадачливого шпиона под обещание, когда станет дожем, сделать все, чтобы крепла дружба между Венецией и Стамбулом. Чтобы из подвала выйти, и с голодным тигром дружить пообещаешь, но Гритти обещал от души, он действительно стремился стать дожем и верил, что с османами нужно дружить, тем более султан Баязид Европу захватывать не спешил, скорее напротив, даже приглашал Леонардо да Винчи и Микеланджело, чтобы построили мост через Босфор, хотя из затеи тогда ничего не вышло.
К тому времени, когда Андреа Гритти дождался своей очереди быть дожем, на османском троне сменились уже два султана – Баязид «добровольно» уступил престол своему настойчивому сыну Селиму Явузу (Грозному), а тот через восемь лет освободил трон единственному оставленному в живых сыну Сулейману, отправившись к праотцам. Вот и получилось, что, когда Андреа Гритти стал дожем, в Стамбуле правил уже внук того самого Баязида, которому синьор Гритти клялся крепить дружбу. Одна радость – воспитателем у Сулеймана был тот самый мудрый Великий визирь Ахмед-паша, приятель Гритти, не забывший бедолагу в темнице.
Но кто бы ни сидел на престоле, а с Османами дружбу крепить нужно. Практически заперев выход из Средиземного моря в Черное и захватив все вокруг, Османская империя перекрыла путь в Индию, теперь ни один караван с пряностями и шелком не мог миновать османские земли. Торговать приходилось просто в самом Стамбуле, это удобно тем, кто вел караваны с Востока, удобно и самим европейским купцам, выгодно Стамбулу, который быстро превращался в перевалочный пункт, где продавалось все и с Востока, и с Запада. Огромнейшие рынки огромного города предлагали, казалось, все, что вообще производило или выращивало человечество в Европе, Азии и Африке. Товары из Нового Света туда пока не добирались.