Трон любви (Павлищева) - страница 78

Адам Лисовский сник, вздохнул:

– Повидать-то хоть можно?

– Сейчас придет. Не хочешь у меня на службе остаться?

– Я православный.

– У меня всякие служат, я менять веру не неволю. Хотя большинство принимает ислам. Ибрагим-паша тоже христианином был.

– Нет, я домой… Вот только повидаюсь с сестрой и домой. Там жена, дети… Там все свое.

– Как хочешь. А не боишься, что не отпущу, в тюрьму брошу? Или казнить прикажу?

– Сказал же: дольше смерти не проживешь, коли доля моя у тебя умереть, так для того сюда и шел. А нет, так никакие враги не осилят.

В двери постучали. Султан откликнулся:

– Войдите.

Вошел, как-то странно перебирая ножками, рослый черный человек, поклонился, произнес как-то странно, словно вопросительно растягивая слова:

– Повелитель… Хасеки Султан пришла…

– Пусть войдет, а сам иди, будешь нужен – позову.

Человек, пятясь задом, исчез за дверью, а в нее вошла закутанная в сто одежек или просто тканей женщина. Султан встал, сообразил подняться и Адам Лисовский, не так уж он был груб и невоспитан, просто терялся в богатых комнатах дворца.

Адам Лисовский прожил в Стамбуле еще два дня, Сулейман приказал, чтобы никто не знал, что это за человек, но и Хуррем для бесед тоже не приглашал. Обратно брат Насти возвращался нагруженным подарками сверх меры. Пришлось даже выделить охрану для сопровождения.

В беседе с Ибрагимом Сулейман смеялся:

– Я за Хасеки выкуп заплатил семье, теперь она моя по праву.

А Хуррем сказал:

– Если бы попыталась сбежать – вернул, если бы попросила отпустить – отпустил.

Хуррем вскинула на него глаза, полные ужаса:

– Отпустил?!

– Как удержать женщину, которая прочь рвется?

А у Хуррем в голове билось: не нужна!

– Ты брату сказала, что счастлива, чтобы успокоился?

– Правду сказала.

– Зачем же отправляла к нему человека с просьбой помочь сбежать?

– Не было такого. Мне бы и в голову не пришло.

Он смотрел в зеленые глаза и верил. Нет, не хотела бежать, не просила о помощи. Оставалось понять почему. А еще – кто отправил посланника в Рогатин.

Хуррем помотала головой:

– У меня в гареме врагов много…

– А если бы брат не к Ибрагим-паше пришел, не ко мне, а прямо тебе сумел весточку передать?

– Не побежала бы. Да и не поверила.

– Второе честней.

Снова качала головой:

– Нет, не стала бы бежать. Мой дом здесь. У человека дом там, где дом его детей.

– Только дети держат?

Хуррем вдруг лукаво сверкнула зелеными глазами:

– Еще один поэт, который стихи о любви красивые слагает…

Сулейман притворно сурово сдвинул брови:

– Кто таков, кто посмел?! Узнаю – велю казнить!

– Пощади его, о Великий султан, он очень хороший… Я его люблю…