«Так, если подогнать джип к подножию холма, а они там уже будут меня поджидать, им только и останется вскочить в него. А потом, потом как карта ляжет: какими бы ни были быстрыми эти гадины, за машиной им не угнаться. Медлить смысла нет — скоро стемнеет. Попросить на всякий случай пистолет у Кошелева? Вряд ли он его даст, и правильно сделает».
— Как вы себя чувствуете, Андрей Владимирович? — обратился он к нему.
Возможно, придется помочь ему спуститься с холма. Или на себе спустить.
— Мне уже лучше, Глеб. Только ты вот что — выбрось-ка все это из головы.
— Что именно, Андрей Владимирович?
— То, что ты задумал, Глеб, — Кошелев пошевелился, и лицо его болезненно искривилось. — Не стоит, поверь мне. Будь я в лучшем состоянии, можно было бы и попробовать, но не в одиночку.
— Но машина, Андрей Владимирович…
— Глеб, вот что я тебе скажу: все намного страшней, чем может показаться, успел я налюбоваться тем, что творилось там, внизу. Сейчас, отойду немного, и мы пешочком, пешочком, так будет надежнее, поверь.
Слова Кошелева прозвучали больше просьбой, нежели увещеванием.
— Хорошо, Андрей Владимирович, я останусь, — пожал плечами Глеб.
Понятно: беспокоится Кошелев не за себя, практически беспомощного, за внука, а волноваться ему не стоит, не в том он состоянии.
— Кто-то едет, — Егор выглядел на удивление спокойным, Глеб даже его зауважал.
Мальчишка не мог не слышать их разговор, особенно утверждение Кошелева о том, что такое, как здесь, творится сейчас повсеместно. И он не приставал к деду с бесконечными вопросами: «А с мамой ничего не случится?» и так далее.
Звук мотора все приближался, и по нему было понятно, что из машины стараются выжать все. Наконец показалась и она сама — паркетник не из дешевых. Вернее, как раз из самых дорогих, черный и сверкающий лаком в тех местах, где его не запорошила дорожная пыль. Джип остановился примерно там же, где Чужинов бросил свой мотоцикл. Выходить из него никто не стал, наоборот, завизжали по асфальту шины, и он начал разворачиваться. Внезапно из кустов облепихи, росших на противоположной стороне дороги, молнией выскочила темная тень, и бросилась к машине.
Даже с того места, на котором находился Глеб, было слышно, как со звоном разбилось дверное стекло. Следом раздались испуганные крики, причем не одного человека, как минимум двух. Из кустов показывались все новые тени, и вскоре машина стала очень похожа на те, которых так много было у моста. С выбитыми окнами, и подтеками крови по пыльным дверцам.
Глеб вздрогнул всем телом: ведь такое же могло случиться и с ним, когда он остановил мотоцикл.