— Глеб, — засуетилась Марина. — Может быть, ты хочешь кушать? Или чаю, кофе? Есть у меня, правда молотый, я сейчас, только печку растоплю. — Затем застыла на середине пути между печкой и столом. — Глеб, ты… останешься?
Тот посмотрел на нее, всю такую стройную, ладную, с миловидным лицом и большущими зелеными глазами:
— Нет, Марина, мне будет лучше уйти.
Девушка сразу поникла. Затем, прерывающимся голосом, едва слышно спросила:
— Это из-за того?..
Тогда Глеб убил их всех троих. Зарезал ножом. Идиоты, они попытались в тесном помещении схватиться за стволы, когда ножом в таких случаях надежнее всего. Успело ли что-нибудь случиться? Наверное, да. Но Глеб никогда не спрашивал у нее, и никогда не спросит в будущем. А когда она сама пыталась что-то объяснить, отрицательно помотал головой — не надо слов.
— Нет, Марина, это из-за меня.
Он усадил девушку на лавку рядом с собой, приобнял за плечи, поцеловал куда-то в висок. Затем свободной рукой достал из внутреннего кармана портсигар, открыл его. Напротив ожидания в портсигаре лежали красные желатиновые капсулы.
— Вот из-за этого, Марина, — и когда девушка недоумевающе взглянула на него, пояснил. — Их здесь ровно восемнадцать. Ровно столько дней мне осталось жить. И ничего изменить нельзя.
Девушка вздрогнула, ну а сам Глеб выглядел так, как будто он давно уже свыкся с тем, что произойдет с ним, когда закончатся эти восемнадцать капсул красного цвета. Марина взглянула на него, затем на лежавший на его ладони открытый портсигар, снова на него…
— Тогда я сказала неправильно: ты останешься Глеб, — теперь ее голос звучал не вопросительно, требовательно, и он кивнул.
— Останусь, Марина. Ты же говорила, у тебя даже кофе есть.
Глеб улыбнулся и, глядя на его улыбку, у девушки дрогнуло сердце. Марина поспешно отвернулась, чтобы он не увидел ее вдруг заблестевшие от слез глаза.
Глеб стоял перед короткой шеренгой из пяти человек. Вместе с ним будет шесть, цифра почти критическая. Проверено: оптимальная группа состоит из четырех человек. Пять — куда еще не шло, ну а шесть… Остается только надеяться на погоду, и он взглянул на по-прежнему хмурое небо, грозившее вскоре разродиться очередным дождем. Хорошим таким дождем: мелким, нудным, длящимся порой много дней. Именно таким, какой и необходим.
— Пошли, — негромко скомандовал он, продолжая оставаться на месте.
Первым мимо него прошел Сёма, Семен Поликарпов. Слегка за тридцать, крепкий, с круглым лицом, сплошь покрытым веснушками. С виду — этакий деревенский увалень, но только на первый взгляд, а он зачастую бывает обманчив. Сёма быстр, а когда необходимо — молниеносен. А так да, родился в самой что ни на есть глухой деревне, и не понаслышке знает, что это такое, махать литовкой от самой утренней зари до первых звезд на небе. На поясе у Сёмы болтался длинный, обоюдоострый штык-нож, от АК образца сорок седьмого, вернее, сорок девятого года. Никак не подходивший к АК-12, покоящемуся у него на груди на трехточечном ремне. Еще у него должен быть ПММ в разгрузке: по нынешним временам с одним стволом и до ветру в кустики не ходят.