Город строился не кольцами, как на Центральном материке, а свободно, просторно — открытый любым ветрам и любым гостям. И, значит, никаких опасностей вокруг давно не ощущалось.
Это великолепие разглядел я сначала из вертолёта, потом неторопливо проехался по набережной в биолёте и, наконец, пешочком решил обойти кварталы самой южной части города. Когда-то именно здесь было первое приморское поселение купов. Сюда привозили с центрального материка хижины из супердека, отлитые по образцу древних хижин племени. Здесь стояла моя геологическая палатка, и за небольшим леском, на полянке, расширенной под посадочную площадку, — мой маленький пятнистый вертолёт.
— Теперь здесь далёкая окраина, — сказал сопровождавший меня мэр города Вьюр. Он невысок, коренаст, темноволос. Типичный куп. Только кожа светлее, чем у них. Да глаза не карие, как у большинства купов, а отчётливо голубые. Видимо, примешалась инопланетная кровь. — А поначалу тут был центр, — добавил он. — Здесь стояли первая школа, первая больница, первый клуб.
— Это ещё помнится, — вставил я. — Всё первое строили при мне. Только никак не соображу, где была разбита моя палатка. От этих ориентиров она далеко. А другие не попадаются на глаза.
— Место твоей палатки навсегда оставили за тобой. — Вьюр широко улыбнулся. — Хочешь — пойдём, покажу.
Мы двинулись от набережной вглубь трёхэтажных кварталов и вскоре вышли на небольшую площадь — этакий шестигранник, образованный фасадами не жилых и очень не новых зданий. Ни одно из них не имело лоджий. Ни одно не было рассечено подъездами на жилые секции. Подъезды только центральные, казённые. Ни в одном окна не имели домашнего вида с различными занавесками, шторами и цветами. Все окна каждого здания одинаково широки и одинаково строго оформлены. Первый признак нежилого помещения… Видимо, административные здания. Местная система управления.
А посреди административной площади, в таком же шестигранном скверике, стоял невысокий памятник, весело отливавший золотистой бронзой. Видимо, недавно почистили… Изображал памятник бородатого парня, склонившегося над картой. На голове парня тускло светил налобный фонарик. Видимо, и проводку туда сделали, и небольшую лампочку ввернули. Своеобразный «вечный огонь»…
— Вот здесь стояла твоя палатка. — Вьюр показал на памятник. — Это совершенно точно! Многих людей опрашивали.
На постаменте крупно выбито: «Александру Тарасову — первому просветителю этой земли».
К постаменту прислонилась трёхгранная плита из пегматита — как раз такого, какой обнаружил я когда-то на маленьком голубом озере в холмах. По оранжевому камню шли чёрные буквы: «Навсегда с тобой. Лу-у Тарасова».