— Это было ошибкой, которая больше не повторится, — сказал он, хмурясь. — Рискуя показаться надоедливым, повторяю то, что сказал несколько минут назад: я хочу видеть свою дочь.
— Ничем не могу тебе помочь — ее нет в городе! — ответила Айрис взбешенно.
И тут же побледнела от испуга. Что она наделала! Ведь своим дурацким ответом невольно признала факт отцовства. Какую роковую ошибку она совершила! Если раньше еще теплилась надежда скрыть правду, то сейчас она сама же себя выдала с головой!
Ну, как можно быть такой дурой?..
…Со злостью брошенные противни летели в горячую духовку, громко, с силой ударилась дверца печи, Айрис почем зря ругала Фила. Но главное — себя. Ничего не скажешь, вела себя как последняя идиотка.
Она пыталась немного оправдать себя: поцелуи Фила настолько вывели ее из равновесия, что в тот момент она не смогла бы даже отличить день от ночи. Не говоря уж о том, чтобы достойно выдержать прямой допрос Филиппа. Вот лишь обмолвилась, что его «дочери нет дома», — и конец надеждам исправить положение.
Как ей хотелось уединиться в своей комнате наверху и дать волю слезам от злости на себя и на него! Но надо было готовить обед для матери, что в данный момент оказалось не самым простым делом. Стоило вспомнить быстрые шаги Фила по выцветшему ковру гостевой комнаты и пристальный взгляд голубых глаз, окидывающий ее фигуру, начинали дрожать руки, колени — кастаньетами стучать друг о друга. Бог ты мой, он хотел ее сломить! Зачем? Как только Айрис увидела вспышку гнева, проступившую через загар кожи, играющие желваки на скулах, жесткое выражение лица, она сдалась сама. Без боя.
— Я говорю правду, не лгу… — Айрис старалась убедить Филиппа, при этом избегая его проницательного, пристального взгляда. — Эшлинг действительно сейчас нет дома.
— Рад, что ты, наконец, решила вести себя разумно. По крайней мере, теперь не придется сражаться с тобой по этому поводу, — сквозь зубы процедил он. — Так, где же моя дочь?
— Она… она в Лондоне с семьей Кемп, — окончательно сдалась Айрис.
Ей пришлось сказать Филу, что Эш вернется домой только завтра. И лишь после этого он разрешил ей покинуть комнату.
Измотанная напряжением, она прислонилась к теплой печи, стараясь привести в порядок свои растрепанные мысли. Но сил на это не осталось. Айрис не могла отделаться от воспоминаний, до сих пор ощущая чувственные прикосновения Филиппа, его страстные, жадные поцелуи. Мысли о его нежных и в то же время требовательных губах и руках приводили ее в состояние, близкое по силе эротическому наслаждению.