Сжавшись в комок и уткнув голову в грудь мужчины, Валя тяжело, с присвистом дышала — спала.
У Пимена ломило спину, зудилась поясница, и вообще сидеть было как-то очень неловко. Но, боясь потревожить женщину, он лишь слегка пошевеливался. Колючим подбородком прижался к ее холодному лбу и волосам, выбивавшимся из-под шали. Тяжело вздохнув, она заерзала, как курица на насесте, откинула голову и снова уснула. Сейчас лицо ее было напротив его лица, он чувствовал это по теплому дыханию женщины. Пимен с замиранием сердца, какое бывало у него только в минуты смертельной опасности, медленно наклонялся к ней и, стараясь показать, что он спит, что все это со сна будто, слегка посапывал. Его губы коснулись краешка ее неожиданно горячих, влажных губ. Он тут же резко отшатнулся и еще крепче обнял женщину, будто краденый поцелуй давал ему какое-то право на это.
Ночью пурга утихла. Проснувшись, Валя сказала:
— О-о-о, как холодно! — У нее постукивали зубы. Еще сильнее прижалась к Пимену. — Не спишь?
— Мне нельзя.
— Все время не спал? — удивилась она.
— Не спал.
— Так-таки… ни капельки?
— Нельзя мне.
— Какой ты хороший, дядя Пимен. — Она положила голову ему на плечо. — Ой, вся дрожу. Ой, как холодно! Да что же это, господи!
— Давай поборемся, теплей будет.
Они долго боролись, катались по полу, ударяясь головой о потолок и стены.
Задыхаясь, она проговорила:
— Когда пойдем?
— Лежи покудов. Пучай посветлеет маленько. Зубы-то болят?
— Нет, перестали почему-то.
— Ну и ладненько.
— Погоди! — она замерла на мгновение. — Че это, а?
— Волки воют, — стараясь быть равнодушным, проговорил Пимен.
— Волки?! — встрепенулась она.
— Да че ты, дурочка, боишься-то?
— А как мы пойдем?
— Ничего, пой-дем.
Помолчала и вздохнула:
— Щеки болят. Ознобила.
— Говорил ить, варежкой три.
— Потемнеют теперь… Когда ознобишь, всегда темнеют. Ну зачем тока я поехала?
— Пудрой побелишь, — усмехнулся он.
— Это что же за напасть такая!
— Не только вчерась, весь февраль метет.
— Пальцы че-то онемели. Не сгибаются.
— Отой-дут.
— Какая я слабая. Даже стыдно. А знаешь, дядя Пимен, ведь ты спас меня. Пропала б я. Ей-богу, пропала б. Я тебе так… так тебе благодарна, что даже не знаю как.
Она опять вздохнула печально и помолчала, о чем-то думая.
— Я теперь все время помогать тебе буду, зови меня, когда надо белье постирать, иль полы помыть, иль постряпать чего. Как мужику без женщины?
— Может, переедешь ко мне? — сказал он неуверенным, глухим, прерывистым голосом.
— У меня ж дом свой. Ты чего?..
— Сдашь квартирантам. Библиотекарша вон фатеру ищет.
— Так прислугой-то у тебя мне тоже какая охота.