— Да они и сами поймут, что ты не крестьянка.
— Ну и… — недоумевала Мальвина.
— Надо же им дать возможность показаться самим себе умными. Они потом в баре будут рассказывать друзьям: «Говорила, что крестьянка, но я-то понял». Главное — не социальный статус. Главное — внешность. И тоска в глазах. И не просто тоска, а тоска красивой женщины. Горе красивой женщины — самый надежный пробойный инструмент. И чем женщина красивее, тем инструмент безотказнее. И смена настроения. Это очень важно. Сначала смирение и слезы: «Я простила тебя!» Потом на высоких нотах: «Мерзавец, ты испортил жизнь, испортил жизнь не только мне, но и нашему малютке». И опять смена настроения: «Да, я плохая, я очень плохая». И побольше о младенце. «Он тебя будет любить. Он очень похож на тебя». Словом, главное, чтобы тюремщикам было чего рассказать вечером в баре.
— Как его зовут?
— Микеле. И фамилия Платини. Он почти Мишель Платини, но по-итальянски: Микеле Платини. У футболиста ударение по-французски на последнем слоге, а у него как у итальянца на предпоследнем.
На следующее утро таксист довез нас до Женевы.
Новенький, как с иголочки, почти игрушечный самолет за час доставил нас до еще недостроенного нового миланского аэропорта. В гостинице Мальвина надела черную в обтяжку блузку, отчего ее грудь для поклонников больших бюстов стала объектом насильственного притяжения. А необыкновенного зеленого цвета ультракороткая юбка могла довести до обморока любителей плотных женских ног. Закинутые на левое плечо волосы накрывала шляпа явно с чужой головы, взятая, как следовало догадаться, только для посещения тюрьмы. Я был в восторге:
— Ты действительно похожа на безутешную соблазненную девицу. И что самое главное — никакого интеллекта, одна тоска. Но какая!
Правда, большие голубые глаза не соответствовали образу пылкой южанки, но глаза не переделаешь.
Через час мы были в ужасной тюрьме Сгрена.
Встретили нас если не радушно, то с пониманием. Мальвина молчала, говорил я.
Нет, это категорически невозможно, Синьор Платини не имеет права принимать гостей. Конечно, мы все понимаем. Мы сочувствуем синьоре, простите, синьорине.
Синьорина молчала и хлопала длинными ресницами.
Пришел начальник повыше.
— К сожалению, мы допускаем к синьору Платини только тех лиц, коих он указал сам.
— Но он не знает, что у него есть ребенок.
— Мальчик? — поинтересовался начальник.
— Мальчик.
Неожиданно вмешалась Мальвина и на плохом португальском языке объяснила, что назвала мальчика именем отца, Микеле.
Я пояснил:
— Она назвала ребенка именем отца, поскольку думала, что Микеле приговорят к смертной казни, а она хотела, чтобы имя Микеле сохранилось.