– Ну как? – Галина убрала руку с головы Виктора. – Веришь?
Бочкарев вздрогнул, очнулся и глубоко выдохнул: – Ну, ты даешь!
– Не я милый, не я.
– А кто же?!
– Тебе лучше не знать.
– Не узнаю тебя… иногда…
– И не надо. Главное – ты не помнишь неприятности. Я постараюсь избавить тебя от них. По мере надобности… включая прошлые. Ведь роль женщины именно в этом? Не так ли? – Она усмехнулась. – А теперь постарайся уснуть. Завтра мы идем в гости к Самсонову или… к Самсоновым, помнишь?
– Уже и это вылетело… – мужчина потянулся прямо на диване.
Странное видение, надвигаясь и обволакивая, снова затягивало его в мерцающую темноту, где большой стеклянный фиолетовый шар в руке хозяйки, испещренный подобием трещин изнутри, чуть вспыхивал, когда та касалась его такой же палочкой. Наконец, в глубине начали проступать чьи-то глаза.
Самсонов раздраженно высморкался.
– А у нас есть дома эвкалипт? Или облепиховое масло?
– Нет. Но их полно в свободной продаже, – халат жены бесшумно проплыл мимо.
– О, да! Я забыл столь замечательное свойство! С месяц назад, помню, в одиннадцать вечера, я хотел поставить перцовый горчичник – раскашлялся… Так он, негодяй, тоже оказался в «свободной» продаже. Не много ли на нее выставлено сегодня?!
– Где, в мире? Или только в нашем городе?
– Я серьезно!
– Ты чем-то раздражен, милый? – Людмила остановилась и как всегда спокойно и понимающе улыбнулась.
– А что? Неужели заметно?! – Самсонов, как и все мужчины, чуть кашлянув, раздражался настолько, что полагал – весь мир просто обязан быть у ног больного.
– По-моему вода с содой для ингаляции уже согрелась. Пойдем, я капну йода. А потом погреем ноги в горчице.
– Да вот… как-то всё сразу… – бунтовщик обмяк, принимая полотенце, и даже попытался улыбнуться. – И насморк, и гости… завтра…
– Завтра ты будешь уже здоровым, родной.
Через сорок минут он мирно посапывал на чистой постели.
Утро, тишиной выходного дня, совершенно одинаково заглянуло в окна всех квартир старого сибирского города. Свежий воздух, прикидываясь ветром, так же одинаково ровно одарил собою людей и всю природу, как и делал это, уже бог знает сколько тысячелетий. Еще его пращур, сын древних лесов, обнимая деревья и пригибая их в своей озорной молодости, пробовал силу-силушку, успокаиваясь с возрастом и уступая место внукам. Нынешний тоже был стар. И в ожидании морозов, когда и шевелиться-то старику лень, он заглядывал своим легким дыханием в лицо каждого прохожего в то тихое утро. И огорчался, почему их было так мало.
Тут он заметил женщину с мужчиной, которые шли явно расстроенные, лишь изредка перебрасываясь короткими фразами. «Непорядок» – подумал старик и подхватил в свои могучие объятия двух внуков, игравших с рощицей у реки, унося их на утренний урок милосердия.