Но была еще боль оттого, что другая, а не она забыла пережитое, сделанное вместе за эти годы; оттого, что Полина стала сама и одна виновата в своей жизни, на которую, как считала, грех жаловаться. Эта боль удваивала первую, вытягивала, выматывала. Не успокоила и мысль – она пришла в голову только сейчас, что потеряй Полина память, хотя бы на время, забудь, хоть несколько лет событий, поступков, на нее было бы кому с пониманием смотреть – сыну, мужу. Ни первого, ни второго у подруги не было. Да, да и второго тоже. Была маска, статус, дань… как хотите. Но и такие раздумья не приносили облегчения, а лишь наталкивали на горькую правду, которая и заключалась в односторонней «открытости» положения Елены, а, значит, и собственной мечты, потому что с другой стороны, изнутри, ничего измениться не могло. Отношение к себе можно было бы изменить, лишь меняя саму себя. Пока Полина этого не знала. Да и не была готова. Зато знала капканы и якоря жизни. Как никто другой… поступая соответственно. И завидуя подруге, она злилась, понимая, что нечему. Неспособная побороть тех неизбежных противоречий, которые поднимают голову при всяком размышлении, исключающем главное – правду.
«Какая же ты стерва!.. – пришла вдруг мысль, – к чему сейчас зависть… и твоя злость? Ведь ты должна, слышишь, должна помочь ей. Как подруга, как женщина, наконец, как человек. Да и хотя бы потому, что это нужно тебе. Тебе, расчетливой даже сейчас. Взялась же! А если нужно наоборот? – говорил кто-то внутри. – Помогать не ей, а себе? Немедля. Менять что-то в консерватории?» – Полина усмехнулась, вспомнив время, когда любимой была фраза: «Я безумно хочу замуж, чтобы сложить лапки и сидеть дома».
Такова была последняя мысль жены, матери, и, конечно же, чьей-то дочери.
Не знаю, как у вас, дорогой читатель, но мне показалось, что с этой последней мыслью у Полины зародилось незнакомое прежде чувство иного, доверительного отношения к Лене, какого-то простительного понимания ее и уже своих поступков, «узнавания» доброты, ранее скрытой от глаз и не только в подруге, но и в людях вокруг. Да, да, в людях. Правда, не ко всем, а пока только к тем, кто волею судеб, оказался в подобном положении. И вовсе не к портье за стойкой и не к раздражающей вниманием охране кемпинга. Но странная догадка, что она впервые стоит у каких-то удивительных ворот, за которыми и есть тот волшебный мир, куда должна привести себя, посетила ее в ту ночь размышлений.
– Ты не ешь? – голос Елены вернул к действительности.
– Послушай… – Полина придвинула тарелку. Идея проверить себя, свои догадки таким способом, неожиданно пришла в голову. – А как, по-твоему, я часто на эту тему говорю с сыном… О том, что жениться надо, когда встанешь на ноги? Когда купишь квартиру, появятся средства содержать семью?