– А разве женятся, потому что есть деньги? – Елена, искренне удивляясь, смотрела на нее. – И разве их появление, денег, гарантированно постоянно? Женятся, потому что любят… мне кажется…
«И давно?» – мелькнула мысль у всё еще матери и жены.
Елена повторила:
– Любят… Потому что не могут жить отдельно, хотят видеть друг друга постоянно, каждую минуту… когда разлука нестерпима. Человек не можешь сам назначить время, когда такое должно прийти. После денег и дома. Оно приходит только раз. Твои слова не о том, прости… – Она виновато опустила глаза.
– Но жить где попало, перебиваться с хлеба на воду… это же раздражает, губит, любовь-то!
Полине даже стало интересно услышать аргументы тому, что и так все знают, что прячут, делая тайной, хоть как-то оправдывая ложь, преступление, на которое толкают своих детей, убеждая в обратном. Предлагая менять на достаток. Но достаток любит неискренность, слова «обман», «зависимость», «предательство», зло, высокомерие, то есть… ложь. Ложь, которую жертвы первой лжи стараются также оправдать по примеру родителей. И тоже достатком, и тоже обманом. Кто, подрастая, чувствует, что отняли родители у него в юности. И не только любимую или любимого, а саму способность любить. Ищут, приходят в отчаяние… Но уже не находят. И поэтому имеют привычку спиваться.
– А любовь, это вовсе не влечение… если раздражает, губит. Проходит именно оно. – Голос Елены звучал будто не для нее. – Такое бывает. Может, кто-то один перепутал. Достаточно. Жениться как раз лучше, когда ничего нет… кроме любви. А приобретать и строить – вместе. Обязательно вместе. Именно в трудной части пути помогая друг другу. Непременно так, только так и говорить ребенку. Все другие варианты – ошибка… Тяжелая ошибка из тех, что замаливают… «Жениться может только тот, кто может жить и воспитать ребенка, не имея средств». И только в таких семьях могут вырасти «нерасчетливые» дети» – по-моему, Толстой.
– Даже это помнишь, – съязвила Полина, – ну, ну. А если я хочу расчетливых? – И с какой-то жадностью набросилась на еду.
– Тогда не жалуйся на их неудачи и жестокость, забывчивость и невнимание. Потому как это лишь начало… – тихо ответила Лена.
– А я ни о чем в жизни не жалею, – зло бросила подруга. – Ни о чем! Заруби себе на носу!
– Но тогда, что такое исповедь?
Полина подняла голову, готовая резко ответить, но «готовность» в этот раз подвела. Она вспомнила, для чего ходила в церковь на Пасху.
– Добрый вечер, девушки, опоздал… – Маленький сухонький мужчина, почти старичок, отодвигал стул. – С вашего позволенья-с – Платон Платоныч. – В правой руке он держал сверток.