— А то, как я занимаюсь с тобой любовью, тебе нравится? Почему ты не говоришь об этом?
— Милый, мне просто не с чем сравнивать… Точнее, не с кем. Извини! — Она облизнула пересохшие губы. — Тут ты имеешь полное преимущество надо мною.
— Можно попроще, моя ясная пани? Судя по Вашим репликам, отравленным ревностью, Вы от меня без ума? — Он улыбнулся уголками губ.
— Считай, как хочешь. Если это очень льстит твоему самолюбию, то да.! — Она вздернула подбородок вверх и внезапно рассмеялась. — Когда ты меня целуешь, голова кружится, и я забываю, хоть на миг, что не могу видеть твои глаза. Мне кажется, я их ощущаю. Губами. И я тогда странно счастлива. У меня в душе плещет буря эмоций, просто — восторга оттого, что я живу на свете, и что ты рядом. Твое тело, твой запах, голос. И так радостно, что это — именно ты, а не кто-то другой…Меня тогда пленяет моя жизнь. Если она похожа на шоколад, то в ней в такие моменты больше сладости. Про горечь я тогда хоть час, но не помню. А очень трудно не помнить об этом, поверь! Горечь пропитала всю меня, даже и против моей воли. Ты уж прости, что это все так, а не иначе!
Он пожал плечами. Она не увидела этого, как и устремленных на нее, глаз, темно — золотистого, орехового цвета. В них, на самом дне плескались искорки: то ли недоумения, то ли — отчаяния, то ли какого то немого изумления… Она не могла увидеть полную бездну этой палитры взгляда, но вот ощутить, почувствовать ее — сумела. И как то вся разом стихла, обмякла, поникнув плечами, головой, опустив руки вдоль тела, словно безумно устала…
— Если мы оба свободны от претензий, то что я должен тебе прощать? Я счастлив уже тем, что люблю тебя такой, какая ты есть. Не переживай по пустякам. — Внезапно негромко проронил он.
— Тебе со мной трудно?
— О, нет! Это тебе со мной гораздо труднее. Я, может быть, как то не оправдал твоих ожиданий, не знаю! — Он осторожно поцеловал ее ладонь, лежащую на его плече. — Идем вниз. Пора пить чай.
— Идем. — Она взяла его под руку и они стали спускаться по лестнице, в маленькой нише которой стояла странная статуэтка: женщина с закрытыми глазами держала в ладонях шар — солнце, вытянув руки вверх.
Она походила на тоненькую веточку — прутик, эта слепая женщина, балерина в острых туфельках — пуантах. И еще, статуэтка в нише до странности, до озноба почему-то напоминала ту, что сейчас, в своем доме, так неторопливо спускалась вниз, обняв за талию человека в сером, глухом свитере, потертых джинсах и домашних тапочках, в виде двух бульдогов. Правда, вместо пуантов на ногах у этой женщины были легкие туфли — балетки, а на плечи ее вместо хитона — туники, накинута была шаль — букле, в которую она зябко кутала кисти рук. Идя по лестнице, она продолжала разговор: