Лилька же монотонно, как китайский болванчик, качала головой, забыв, что ее подруга не может увидеть этот жест. Она все прижимала и прижимала руку ко рту, кусая пальцы, но потом страшный крик все-таки напрягся и вырвался из ее горла, вместе с каким то не то стоном, не то — ревом загнанного зверя:
— Антон Михайлович и Валерия. Они ехали к ней на дачу… Врезались в какой то долбаный «Камаз» с кирпичами! Тот неожиданно вывернул на трассу, они ничего не успели сделать. Ничего. Машина тут же загорелась!
— Когда? Когда это случилось?
— Утром. Еще утром… О, господи! Мне все это сообщила Варвара Ильинична еще два часа назад, но меня не было дома. Записано на телефоне…
Натка… Натка, родная… — Лилька осторожно дула на внезапно заледеневшие пальцы подруги, пытаясь согреть их беспомощными поцелуями. Но Наталия внезапно и резко сжала руку в кулак.
— Любимый, отпусти меня. Отпусти. Мне больно. — мягко и глухо раздался в тишине просторной студии ее голос. Лилька удивленно уставилась на Кита. Рот ее искривился от судороги и прорывающихся наружу слез. Турбин отступил на шаг от пуфа, на котором сидела жена, и разжал руки. Наталия стремительно встала. Подошла к окну. Рванула раму. И та почти наполовину разрезала пространство линией падения. Вместе со звоном разбитого стекла в студию ворвался шум дождя. Оглушительно. Как то подавляюще. Беспощадно. Тень мужского силуэта скользнула по светлому паркету, сверкнула дождевым бликом на стенах. Одним бесшумным, кошачьим прыжком, Кит очутился рядом, крепко стиснув в ладонях лицо жены.
— Ты не поранилась? Стекло посыпалось прямо на тебя… Нэтти…
— Дождь от меня убежал, — хриплым голосом проговорила она, прерывая его — Убежал. Он хотел плакать отдельно. Он уже плакал и стонал, а я не поняла…
— Я здесь. Я с тобой. Мы вместе, ты слышишь… Нам надо это выдержать. — Он осторожно целовал ее лоб, щеки и забрызганные дождем, глаза. Он согревал ее кожу теплотой своего дыхания, но лицо ее постепенно превращалось в безжизненную маску. Бесстрастную маску царицы Египта. Впервые за все то время, что он знал ее.
— Мой сон сбылся. Тот сон. О красном цветке. Я и вправду их потеряла. Я их потеряла, Кит. Теперь у меня есть только мама, ты и музыка. Но маме моя музыка — не нужна. А тебе? Тебе она — нужна?
— О чем ты говоришь, милая? О чем? Для меня весь мир это — музыка. И ты. Орфей всегда должен быть при своей Эвридике. Ты же знаешь этот миф. Ведущий и ведомый. Закон жизни. Его придумали не мы. Но мы его исполняем. А потом, знаешь, как говорят альпинисты: вместе проще и восходить на вершину и лететь в пропасть. Вот мы и будем вместе… Разве ты забыла, как это звучит: «И в горе, и в радости?» В одной связке.