Он погладил остальных трех, которые, вывалив языки и стараясь отдышаться, беззаботно разлеглись рядом, словно просто загоняли в корраль слишком резвого бычка.
Хосе, расстелив на траве свое пончо, сказал:
– Садитесь, сынок. Сейчас мы, как полагается, снимем шкуру, она ваша. Лукас! – крикнул он.
Браулио расхохотался:
– Он, верно, уже сидит дома в курятнике.
Хосе не понял и снова закричал:
– Лукас! – Но, увидев, что все мы смеемся, спросил: – Да что это с вами?
– Дядя, ведь храбрец этот сбежал, сразу как я дал промашку с копьем.
Хосе смотрел на нас, словно никак не мог взять это в толк.
– Ну и мошенник!
И, спустившись к реке, он закричал так, что все горы подхватили его голос:
– Лукас, чертов сын!
– У меня с собой отменный нож, сразу и освежуем, – предложил Тибурсио.
– Не в том дело, дружище, беда, что этот чертов трус утащил сумку с едой, а наш бедный друг наверняка хочет есть… да и я не прочь… только здесь на угощение надеяться нечего.
Но желанная кошелка оказалась цела, точно указывая, с какого места сбежал Лукас. Обрадованный Хосе подтащил сумку поближе к нам и стал развязывать ее, велев Тибурсио наполнить речной водой кокосовые посудины.
В сумке оказалось белое и золотистое чокло,[20] свежий сыр и великолепно зажаренное на вертеле мясо; все это было тут же разложено на платановых листьях.
Затем Хосе извлек завернутую в салфетку бутыль с темно-красным вином, хлеб, чернослив и вяленую смокву, сказав:
– Всему свое место.
Из карманов появились ножи. Хосе разрезал и раздал нам мясо, – вместе с чокло это было царское угощение. Мы прикончили вино, на хлеб и не взглянули, а чернослив и смоква моим товарищам пришлись больше по вкусу, чем мне. Не обошлось и без панелы[21] – услады путников, охотников и бедняков. Вода была холодная как лед. После этого лесного банкета задымились мои ароматные сигары.
Хосе благодушествовал, а Браулио теперь наконец решился пригласить меня в посаженые отцы.
Тибурсио с завидной ловкостью освежевал ягуара, вырезав сало, которое нужно было ему для какой-то неведомой цели. Мы разложили по заплечным мешкам шкуру, голову и лапы зверя и отправились в обратный путь. Хосе взвалил на плечо мое ружье вместе со своим, свистнул собак и пошел впереди. По временам он останавливался и еще раз вспоминал какую-нибудь подробность охоты или отпускал новое проклятие по адресу Лукаса.
Легко понять, что женщины, едва мы показались вдали, принялись нас считать и пересчитывать; даже когда мы были уже совсем близко от дома, они все еще не знали, радоваться или бояться, ведь мы изрядно задержались, а по доносившимся до них выстрелам они догадались о грозившей нам опасности.