– Вроде вчера еще пигалицей по двору носилась! – продолжал Андреев.
– А кто жених-то? – поинтересовался Горошко, накрывшись бушлатом.
– Да какой-то студентишка, ботаник! Видел их как-то пару раз вместе. Очкарик. Дохляк, одним словом. Вместе учатся. Она говорит, что ее Володя шибко умный.
– Шибко умные они такие. Пока мы здесь за всех отдуваемся, они тем временем девок охмуряют, – проворчал сержант Рубцов.
– Рубец, а ты чего не позвонил?
– Больно надо!
– Мужики, он, ей-богу, какой-то долбанутый последнее время. Вчера взял все письма в печку запулил!
– Правильно сделал! Все бабы – бляди! – откликнулся Сиянов.
– Ну, это ты зря! Всех под одну гребенку!
– Ты что, Руба очумел, что ли? Зачем письма-то сжег? – полюбопытствовал Андреев, оборачиваясь к зарывшемуся с головой в спальник Рубцову.
– Последнее он даже не читал! – откликнулся Коротков.
– Отстаньте, козлы! – зло буркнул Рубцов и перевернулся на другой бок.
– Игорька жалко! Так и не поговорил с матерью! – сказал сержант Бурков, со стоном стягивая сырой сапог.
– Да, расстроился, пацан.
– Растерялся! – отозвался Горошко.
– Любой бы растерялся! Все так неожиданно! – сказал Максим Шестопал.
– Как бы чего не учудил! Фаридка, сходи, поищи его! – Андреев обернулся к Фариду Ахтямову. Долговязый смуглый парень нехотя поднялся с нар, накинул бушлат и отправился на поиски Прибылова. Димка Коротков тихо забренчал на гитаре, с трудом подбирая аккорды.
Через несколько дней, на горном перевале, в жестоком бою пуля, пробив пластину бронежилета, угодила Димке в грудь. Когда он очнулся, до него донеслись чьи-то гортанные голоса и выстрелы. «Чехи» добивали раненых. Кто-то подошел к нему. Он чувствовал, что его рассматривают. Потом услышал над собой хриплое дыхание наклонившегося врага и ждал развязки, рокового выстрела. Но «чех», потоптавшись около него, поддел лезвием кинжала шнурок и срезал с шеи «смертник». Потом долго возился, стягивая с Димки отсыревшие берцы. Стрелять в залитого кровью десантника не стал.
Димке повезло, его не стали добивать. Сочли за мертвого. Когда вокруг стихли голоса и опустились сумерки, он медленно пополз в сторону лощины. Перед глазами стояли черные круги с разноцветными разводами. Он то и дело терял сознание. Когда приходил в себя, полз дальше, кашляя кровью. На следующий день его, обессиленного и обмороженного, подобрало отделение саперов, прочесывающих местность. Через пару месяцев Димку «комиссовали», и он вернулся домой. Во сне он часто видел тот зимний день, когда для него эта странная проклятая война закончилась.