– Почему тогда?.. Неужели все дело в возрасте?! – с горечью воскликнул Турецкий.
– И в этом тоже, – кивнул доктор. – Но главное вот здесь... – Он осторожно постучал себя по лбу пальцем. – Подкорка называется... У вашей жены, Александр Борисович, очень своеобразная нервная система, я порой и сам мысленно руками развожу... Как только начинает нервничать – все, весь организм вразнос... А ведь все, что чувствует мать, моментально передается плоду!
– Что же делать?.. – жалобно пробормотал Александр Борисович.
– Не волновать ее, – вздохнул Зоскин. – У нее, знаете ли, беспокойство за вас, я бы сказал, в подсознании сидит... Даже не просто беспокойство – страх. Беременные очень легко зацикливаются на определенных обстоятельствах и людях, такова особенность их психики, которая и после родов будет давать знать о себе еще несколько месяцев. Мы этот период называем периодом лактации: с одной стороны, женщины кормят в это время ребенка, с другой – организм у них активно перестраивается в обратном порядке, возвращаясь в нормальный режим... Словом, я все это к тому, что придется вам потерпеть.– Господи, да я готов терпеть сколько нужно, лишь бы с Ирой и с малышкой все обошлось!..
– Будем надеяться на лучшее, давайте за это и выпьем! – ободряюще улыбнулся доктор. – Вам, вероятно, уже пора на работу, идите и не волнуйтесь: в ближайшие полтора часа Ирина Генриховна побудет под присмотром сестры под капельницей, а там и Екатерина объявится, она звонила...
Уже выйдя из корпуса, Турецкий сообразил, что Семен Львович, наверное, совсем не зря всего лишь выразил надежду на лучшее, ни о каких гарантиях, что все будет хорошо, и речи не было... И невольно вздрогнул, почти реально услыхав взвизгнувшее, недоброй памяти «Вива, Кальман!..»... Так они тогда назвали то дело, из-за которого Александр Борисович Турецкий много лет назад в первый раз побывал в этом роддоме, на том же этаже, где сейчас лежала его жена. Он и тогда был лучшим из лучших... Какой же шел год? Восемьдесят третий?.. Восемьдесят пятый?..
О том, что в Москве объявился очередной маньяк, сама столица знала исключительно по слухам: времена стояли такие, что никому и в голову бы не пришло сообщить об этом официально – как известно, в советском государстве, самом справедливом, самом счастливом для своих граждан, к тому же обладавшем самым светлым будущим, никаких маньяков появиться просто-напросто не могло! Откуда, если все всем довольны, счастливы и равны между собой?.. Вот потому-то дело о нем и шло под грифом секретности, а в Генеральную прокуратуру, непосредственно к тогда еще молодому «важняку» Турецкому попало, когда число жертв достигло пятнадцати человек.