Роланд обмяк в кресле.
– Ну, будь я проклят!
– Проклят. Да.
– В Аргентину!
– Именно так. Более того, путешествует он под своим настоящим именем.
– Какая наглость!
– Мой коллега из министерства, разумеется, просто вне себя. Он убежден, что вы заплатили Джонсону, что все это часть какого-то заговора с нашей стороны: в лучшем случае – попытка выставить их дураками, а в худшем…
Роланд вскочил с кресла и придавил документ пальцем.
– Ради Бога, не вздумайте это сказать!
– Тихо, юный болван. Я вас ни в чем не обвиняю.
– Но кто-то обвиняет. – Голос Роланда прозвучал тихо, мертвенно, совсем не похоже на него.
Сэр Эдвард склонил голову набок и долгим взглядом посмотрел на Роланда.
– Кто-то, да.
– Кто?
– Не знаю. – Сэр Эдвард нахмурился. – Послушайте, Пенхэллоу. Я буду говорить как можно более откровенно, поскольку считаю себя неплохим знатоком людей и не знаю другого человека, более бескорыстного и преданного благополучию британского народа, чем вы.
Натянутое как стрела тело Роланда слегка расслабилось.
– Что-то затевается, Пенхэллоу. Я не знаю, что именно. Какие-то подвижки, подводные течения. Конечно, соперничество было всегда, временами очень ожесточенное. Этого приходится ожидать в нашей работе, где нет особой финансовой выгоды, никаких чествований героя в соборе Святого Павла, ничего такого. Власть – вот единственная валюта. Но то, что я сейчас слышу, что чувствую, странные случаи то здесь, то там… даже в слова облечь не могу. Но что-то происходит.
Роланд откинулся на спинку кресла. Все его чувства были обострены.
– Что именно?
Сэр Эдвард сложил ладони домиком, палец к пальцу, над белым листом бумаги.
– Если бы я знал, Пенхэллоу, уже что-нибудь предпринял бы.
– И как я могу помочь?
– Видите ли, в этом и заключается проблема. – Он побарабанил пальцами – жесткими, короткими, крестьянскими пальцами, так подходившими его жесткому, крепкому телу, на котором превосходного покроя сюртук смотрелся, как шелковые ленточки на боевом жеребце. – Скажите мне, Пенхэллоу, – произнес он ровным голосом, – у вас есть враги? За исключением, разумеется, тех проклятых парней, которых вы вывели из строя несколько недель назад.
– Ой, да сколько угодно. Репутацию, подобную моей, не создашь, не сломав несколько носов.
– Кто-нибудь желающий уничтожить вас?
– Как любого, кто обыгрывает тебя в карты или уводит твою любовницу.
– Я имею в виду полное уничтожение. Моральное, физическое. Возможно, человек, желающий, чтобы вас осудили за измену.
Измена.
Слово прозвенело в комнате, отрикошетило от книг и мебели и упало между ними с противным лязгом.