Ей казалось, что, пока в их отношениях остается эта запретная зона, они не будут полностью счастливы. «Может быть, история с Анкредами наконец все изменит, — подумала она. — Может быть, для нас это своеобразный наглядный урок. Я оказалась замешана в этих жутких событиях. И он не сумеет отгородить меня от них. Я — свидетель по делу об убийстве». Поймав себя на мысли, что факт убийства сэра Генри не вызывает у нее сомнений, Агата похолодела от страха.
Как только Родерик вошел в квартиру, она по его лицу поняла, что не ошиблась.
— Рори, — Агата шагнула к нему навстречу, — все-таки это убийство, да?
— Похоже, так. — Родерик прошел мимо нее. — Завтра утром пойду к начальству, — добавил он на ходу. — Пусть это дело передадут другому следователю. Так будет гораздо лучше.
— Нет, не надо.
Родерик круто повернулся и поглядел на нее. Она, наверно, впервые так ясно ощутила, какая большая у них разница в росте. «Когда он выслушивает признания преступников, у него, должно быть, такое же лицо», — подумала она и занервничала.
— Не надо? — переспросил он. — Но почему?
— Потому что красивые благородные жесты здесь неуместны, и я буду чувствовать себя очень глупо.
— Зря.
— Всю эту ситуацию я рассматриваю как своего рода проверку, — горячо сказала она и с досадой подумала, что надо бы говорить спокойнее. — Может быть, это испытание, нарочно ниспосланное нам Богом; хотя, должна заметить, мне всегда казалось несправедливым, что Бог чаще являет себя людям через землетрясения и прочие стихийные бедствия и очень редко — через обильные урожаи и сотворение гениев, подобных Леонардо и Сезанну.
— Не понимаю. Что за чушь? — мягко сказал он.
— А ты мне не груби, — перебила Агата. Родерик хотел было подойти к ней, но она его остановила. — Подожди. Выслушай, пожалуйста. Я правда очень хочу, чтобы тебе разрешили довести дело Анкредов до конца. И хочу, чтобы на этот раз ты ничего от меня не скрывал. Наши с тобой отношения… мое отношение к твоей работе — мы во всем этом запутались. Когда я говорю, что ничего против твоей работы не имею, ты мне не веришь, а стоит мне спросить тебя про какое-нибудь страшное преступление, ты видишь во мне этакую маленькую героиню, которая добровольно обрекает себя на нечеловеческие страдания.
Губы у него невольно дрогнули в улыбке.
— А я никакая не героиня, — торопливо продолжила она. — Да, помню, я была не в восторге, что наш роман с тобой начался в доме, где произошло убийство, и я действительно считаю, что вешать людей нельзя. Ты считаешь иначе, но ведь это ты работаешь в полиции, а не я. И глупо делать вид, будто ты гоняешься за мелкими воришками, когда я прекрасно знаю, какие жуткие преступления ты расследуешь, и, если уж быть до конца откровенной, часто до смерти хочу знать подробности.