К началу марта в нашем с Янсом подчинении была армия, насчитывающая больше ста жеребцов, половина из них постоянные. Другие, главным образом подающие надежды актеры и модели, появлялись от случая к случаю, когда оказывались в городе, без работы, сломленные или скучающие.
Теперь мы могли обеспечить почти бесконечное разнообразие цветов кожи, акцентов, склонностей и эксцентричных причуд.
У нас были два лилипута и звезда баскетбола ростом в семь футов два дюйма. Был даже один живчик, способный демонстрировать фелляцию[36] на самом себе. Ну, как вы понимаете, был и один жеребец, получивший прозвище «Слон» — вовсе не из-за длинного носа.
Когда «конюшня» обрела такие масштабы, Марта перестала испытывать каждого новобранца. «Не могу же я целый день глядеть в потолок», — объяснила она.
Главным стимулом для наших жеребцов были, конечно, финансовые соображения. Но я догадывался, что есть еще кое-что, привораживающее потенциальных артистов. Нередко «Питер-Плейс» превращался в чистый театр. На этой сцене удачливые комедианты могли совершенствовать и оттачивать свое мастерство.
Я, конечно, не считаю себя автором идеи сопоставления публичного дома с театром. (Однажды я пробовался на роль в «Балконе» Жене,[37] но получил отказ: они искали кого-нибудь помоложе.) Однако теория эта почти ежедневно находила свое подтверждение в наших спальнях.
Янси Барнет соглашался, что наш бизнес связан с иллюзией, масками и фантазией так же тесно, как и театр. Он поведал мне следующую историю.
Была у нас регулярная клиентка по имени Эдит, которая подавала заявки примерно раз в месяц. Она никогда не заказывала конкретного партнера или конкретный тип. Это была застенчивая женщина с большими молящими глазами, в одежде, напоминавшей о магазинах «секонд-хэнд». Я никогда не обслуживал ее, но другие жеребцы прозвали Эдит Индюшкой.
Янс сообщил, что однажды, когда мы были еще в апартаментах, у него состоялась с ней «сцена». Тело ее было рыхлым, бесформенным, лучше сказать, увядшим.
Когда они оба разделись, она слабым голосом попросила:
— Пожалуйста, скажи, что ты меня любишь.
Отзывчивый, вежливый Янс тут же сказал:
— Эдит, я люблю тебя.
— Очень?
Он знал, чего она ждет, и подыграл:
— Я люблю тебя больше всех женщин, каких только знал.
— Правда? Больше?
— Ты самая сладкая, самая любимая в мире.
— Милый, я тебя тоже люблю!
— Я хотел бы до конца своих дней быть вместе с тобой! Только мы с тобой, ты и я.
— Только мы! Вместе. Всегда. До конца. О, мой любимый!
Обмениваясь любезностями, они не касались друг друга. Янс сокрушенно признался, что минут через десять стал испытывать затруднения, подыскивая новые виды и формы изъявления любви. Но эта ведомая страстью женщина-мышка не возражала против повторений.