Интересна интерпретация той же Татьяной Черниговской процесса освоения языка ребенком. Он приходит в мир, не зная про него ничего. Он должен все про него узнать. В этом ему помогает его мозг, благодаря генетической программе, которая знает, как вынимать из мира информацию. Теперь представьте, что ребенок должен овладеть языком тогда, когда его никто этому не учит. Вы можете возразить, что родители и все вокруг разговаривают. Но ребенок — это все что угодно, только не магнитофон.
Ребенок должен вычислить: что есть язык, а что не есть язык. Он слышит много разных звуков. Соседи сковородками кидаются, кошки мяукают, собаки лают, машины скрипят тормозами. Что из этого язык? Ему никто не говорит. Более того, ему никто не сообщает никаких правил ни про падежи, ни про окончания. Он сам пишет так называемую карту языка. Ребенок выполняет задачу, которую не могут выполнить лучшие лингвисты Земли. Как он это делает — Мы хотим знать. Стараемся из всех сил.
«Кроме того, ребенок окружен языком, состоящим из сплошных ошибок. Если сейчас записать мою устную речь — там будет масса сбоев. Не потому, что я неграмотная, просто язык «не то сказал». Ребенок же умудряется из хаотической информации вынуть правило. Только мощнейший компьютер, которым является мозг, позволяет ребенку это сделать».
Так малыш, ещё не знающий слова и понятия «собака», описывает их (в рассказе Чехова «Гриша»): «большие кошки с задранными вверх хвостами и высунутыми языками».
Полани формулирует своеобразный «закон бедности языка»: язык должен быть настолько беден, чтобы можно было достаточное число раз употреблять одни и те же слова. Только в этом случае удаётся уже известными и ограниченными символами языка записывать новые, принципиально неограничимые категории и понятия. Иначе для каждого нового знания было бы не только возможно, но и необходимо ввести новые обозначения. Рост их числа катастрофически ограничил бы возможности анализа и комбинирования «старых» знаний с целью получения новых[45].
Мераб Мамардашвили говорил: «раз существуют слова, то из них можно создать миллион умных вопросов…Всегда есть все слова, посредством произвольной комбинации которых можно получить симулякр — ответ (мысленную конструкцию, не проверенную и не подтверждённую ничем, модель, вариант ответа), тень ответа на любой ваш вопрос… Или, по-другому, — всегда есть вербальный мир, который сам порождает псевдовопросы, псевдопроблемы, псевдомысли, и отличить их от истинной мысли невозможно».
— Если бы основной функцией языка была коммуникация, то он становился бы все более и более однозначным, — считает Татьяна Черниговская, — Меж тем все языки мира демонстрируют ровно обратную картину. Все зависит от контекста. Для того, чтобы понять другого человека, нужно знать, кто сказал, когда сказал, что было до этого, что будет после, что остальные про это думают. То есть основная задача человеческого языка — НЕ коммуникация, а мышление.