Первое, что привлекло внимание Вали, когда она знакомилась с Алесей, была ее сдержанность. Вернее, состояние уставшего человека, которого не покидает какая-то мысль. Она делала ее движения замедленными, светилась на энергичном худощавом лице, в красивых глазах. И знакомилась ли она с Валей, слушала ли ее или разговаривала по телефону, мысль, которая была далеко от всего этого, сновала и сновала.
Говорила она о себе неохотно, плохо помнила цифры, даты, так необходимые Вале, иногда даже путала название улицы, где по ее проекту должен был строиться дом. И только ночью, когда они легли в постель, почувствовали тепло друг друга, Алеся вдруг стала словоохотливой. Но заговорила она не о городе, не о своей работе, а об отце.
— Папа мне пишет все, — начала она не по возрасту наивно. — Он хороший и со мной более откровенен, чем с мамой. Думает, что она может и не понять его, а я пойму…
— Узнаю Ивана Матвеевича…
— Ты часто бываешь у наших? — встрепенулась Алеся.
— Как-то не приходится.
— Но все-таки видела череп на этажерке?
— Конечно.
— Это я нашла его во время поездки в Бухару… Однако я хотела сказать не о том. Ты, наверно, обижаешься на наших? Не надо. Папа хочет быть добрым, но обстоятельства не всегда позволяют ему…
Она обняла Валю и поцеловала. Валя не повернулась, когда та сжала ее в объятиях, и поцелуй пришелся в ухо. В ухе зазвенело.
— Папа писал и о Юркевиче. Хороший он. Его поездка — тоже не так просто, а предупреждение для кое-кого… Но до полного одобрения еще ого-го!..
Свернувшись калачиком, Валя промолчала и показалась себе маленькой, беспомощной. А Алеся все говорила, бередя душу и пугая.
Назавтра делегацию повели по новостройкам. Объяснения давали Алеся Зимчук и инженер Рыбаков, когда-то приезжавший в Минск. Осмотрели большой строительный комплекс по Саратовской улице, здание областной партшколы на площади Павших борцов, выдержанное в простых, ясных формах. На нем словно отражались прошлое города и его будущее. Первые этажи были сдержанными, почти суровыми и напоминали цитадель. Но выше — линии постепенно приобретали легкость. А лепные детали, красивый карниз и ажурный парапет уже вызывали ощущение взлета.
Валя опять фотографировала, записывала, но старалась держаться подальше от Василия Петровича и как можно ближе к Алексею и Прибыткову. Страх, разбуженный Алесей, жил в ней, рос, и она как бы искала защиты у товарищей. Когда переходили от одного строительного объекта к другому, Валя брала Алексея под руку, делала вид, что занята разговором с ним, и пыталась не замечать брошенных ненароком взглядов Василия Петровича. Алеся же, наоборот, делала все, чтобы они очутились вместе, стараясь завязать общий разговор.