Говард отряхнулся.
– Ну, я, пожалуй, пойду, – деловито сообщил он.
– Исключено, – отрезал Генри. – Вам нужно с нами выпить и согреться.
Тот просиял:
– Предложение принимается с большим удовольствием! Вы позволите затопить для вас камин?
Генри охотно согласился. Пока их новый знакомый возился с камином, а Генри разливал напитки, Целестина сняла мокрое пальто.
В Ландсмоор-хаузе была вполне уютная обстановка. Большое количество антиквариата, хорошо сохранившаяся старинная мебель, как ни странно, создавали обжитой вид.
Равенал, несмотря на свой грузный вид, делал все быстро и ловко.
– Правда, я надолго не смогу задержаться, – сказал он и повесил плащ на вешалку.
– Вас ждет дома жена? – поинтересовалась Целестина.
– Да. Она не любит, когда я ухожу из дома с наступлением темноты. Она у меня боязливая, ей всегда нужен защитник.
Равенал рассмеялся. Генри протянул ему наполненный стакан.
– Позволю себе выпить за ваше благополучие, – произнес гость. – Желаю вам побыстрее обжиться в Ландсмоор-хаузе и почувствовать местный колорит. Если вам понадобится помощь, у вас есть мой номер телефона, не стесняйтесь. Звонка достаточно – я сразу к вам приеду.
– Очень мило с вашей стороны, мистер Равенал, – ответил Генри.
Горбун опустошил стакан и поднялся. Он подошел к Целестине:
– Если ваш муж слишком заработается, а вам вдруг станет скучно – приезжайте к нам. Мы с женой будем очень рады вашему визиту.
Целестина с благодарностью протянула ему руку:
– Вам знакомо имя Эдгар Браун, мистер Равенал?
– Конечно, – кивнул горбун. – Когда-то он был управляющим местным конезаводом.
– А что с ним потом стало?
– Ну, – Равенал откашлялся, – когда конезавод закрыли, он остался без работы. Мистер Эрнест Маркхам предложил ему другую работу, но тот категорически отверг это предложение и предпочел умереть, последовав за своими любимыми лошадьми. Он повесился на старом дубе, который растет позади Ландсмоор-хауза.
* * *
«Он повесился на дубе…» – эти слова не выходили у Целестины из головы. Она вспомнила о своей встрече с Эдгаром Брауном в поезде и о красном шраме у него на шее. Оказывается, это был след от веревки, на которой он повесился.
Ее бил озноб, хотя огонь в камине уже хорошо прогрел помещение. Целестина прижалась к мужу. В другое время и в другом месте она бы наслаждалась подобной тишиной. Она любила оставаться наедине с Генри, любила близость с ним. Но в этой чужой обстановке ей все казалось мрачным и неприветливым. Она безуспешно пыталась не думать о Глории, лошадях, закончивших жизнь на бойне, и повесившемся Эдгаре Брауне.