Шелковый путь (Досжан) - страница 72

Он повернул коня, с места пустил его вскачь. Толпа застыла в недоумении, потрясенная выходкой незнакомца. Кто-то удивленно воскликнул:

— Ой, да это ведь шут! Да, да! Шут, сопровождающий сыпу!

Суровые, хмурые лица сразу смягчились, просветлели. В этих краях сыпа[24] Омар был очень популярен. То ли уж он таким уродился, то ли таким сделала его людская молва — кто знает. Но был Омар личностью особой, незаурядной. Одним словом — сыпа! А сыпа — всеобщий любимец, степной аристократ, щеголь-красавец, баловень судьбы, предмет девичьих мечтаний. Он не работает, не занимается никаким ремеслом, ничем не промышляет. Такой человек выше низменной суеты. Сыпа не участвует в набегах, не поддается и религиозному закону. Он только разъезжает по аулам в сопровождении верного шута-пустобая. Притом не просто разъезжает, а, как истинный сыпа, забавляет, смешит честной народ. Это приносит разнообразие в монотонно-унылую жизнь степного аула. Потому и встречают его с радостью.

Люди на холме у могилы батыра встрепенулись. Они забыли о своем горе и с ожиданием устремили взор туда, где должен был появиться сыпа Омар. И в самом деле вскоре в низине показался всеобщий любимец. Дерзкий всадник, ускакавший в аул, был его коневодом, верным спутником, шутом и слугой.

Толпа бросилась навстречу сыпе Омару. Старики никого не осуждали за это. Все равно молодежь станет легкомысленно хихикать над забавами и выходками сыпы, а смеяться у могилы грешно. Поэтому лучше поскорее уйти от священного места.

Величаво, как и подобает ему, подъехал сыпа. Сидя на коне, он сложил на груди крест-накрест руки и низко поклонился всем. Толпа охотно приняла салем. Кто-то из джигитов кинулся подержать лошадь под уздцы, но сыпа небрежно махнул правой рукой, как бы говоря: «Без тебя обойдется. Не лезь!», и потянул носом. Старики поморщились, удивленные неучтивостью сыпы, а молодым поступок его показался смешным. У сыпы был надменный высокомерный вид. Он даже не смотрел на лица людей, а взирал куда-то поверх шапок. Долго шарил он у себя в карманах и за пазухой, пока наконец не достал небольшую золотую зубочистку. Она висела на тоненьком шелковом шнуре. Сыпа не спеша поковырял у себя в зубах. Толпа покорно ждала: что же будет дальше. Через некоторое время сыпа презрительно сплюнул и высокомерно спросил:

— Здесь, что ли, находится аул Ошакбая?

— Здесь, здесь!

— Сегодня предали земле его священный прах.

— Батыр попал в плен и погиб.

— Джигиты! Ведите сыпу в аул!

Сыпа больше не проронил ни слова. Толпа, плотно окружив его, двинулась в аул. Старики ехали на лошадях, молодежь шла пешком. Из-под ног поднималась густая белесая пыль. Сыпа достал из-за пазухи аршинный платок и прикрыл свое лицо. Вся многолюдная процессия двигалась молча. После похорон какой может быть разговор? Самые словоохотливые старики и те только удрученно постукивали табакерками по луке седла.