На пороге стоял Ханмурзаев собственной персоной. Я не сразу узнала его, потому что видела лишь несколько раз в жизни. А поняла, что это именно он, не по тонкому кавказскому лицу, выбритым до синевы впалым щекам и волосам, лаково блестевшим в полумраке коридора, вспомнилось его особое, скучающее, выражение глаз, барственный изгиб черной брови и ощущение гнетущей тяжести, которое исходило от Рафика Ханмурзаева подобно запаху гнили.
Я еще не могла дышать, но за Володей следила каждую секунду. Увидев гостя, он опустил руку с оружием, и я услышала свой собственный вдох.
— Что здесь происходит? — поинтересовался Барыга спокойно. — Кто кричал?
Он увидел меня.
— Ты, Алла?
Я кивнула.
— Почему?
— Они… убить… Олега… — я указала на связанного дантиста.
— Кто он тебе? — продолжал говорить со мной Ханмурзаев, как будто остальные в комнате ничего не значили.
— Бывший… муж…
— Хорошо. Развяжите его.
Барыга держался спокойно и уверенно. Он был хозяином здесь, в Гродине, и пришел сюда вершить суд над негодяем, предавшим его. Не все правильно понимали положение вещей. Тогда я тоже этого не знала. Оля и Володя переглянулись, и Оля грубо спросила:
— Что за хрен?
Имея в виду, конечно, Рафика Ханмурзаева. Реакция на оскорбление последовала незамедлительно. Оля упала на пол, в ее голове зияло небольшое пулевое отверстие.
Если бы я физически смогла, то снова бы закричала, остальные по-прежнему молчали. Только Ведищев изогнулся на стуле и, увидев тело, заметно вздрогнул. Я обернулась на Вагифа, выпустившего из рук мои волосы. Его смуглая кожа приобрела цвет холодного пепла, на висках выступил пот, губы дрожали. Он предчувствовал, что ляжет на пол рядом с Олей. Для себя я тоже не видела иного выхода.
Вторым на очереди был Володя. Он только поднял пистолет градусов на сорок-шестьдесят, как тоже повалился с пулей, пробившей бездумный гладкий лоб. Только тут я поняла, что стрелял не Ханмурзаев, а кто-то из-за его спины. Было абсолютно непонятно, как целился стрелявший и где находилось оружие во время выстрела. Рафик продолжал стоять на месте.
— Я сказал, развяжи его, — хозяин города смотрел на Вагифа.
Тот вроде бы очнулся от своего безумия и медленно двинулся выполнять приказ. Вагиф развязал Олегу руки, и стоматолог встал, потирая запястья. Увидев его лицо, я ахнула: оно было измазано в крови, левый глаз заплыл, по левой челюсти, некогда пострадавшей от удара Закарьяна, растекалась синева. Он потирал затекшие руки. Я хотела броситься к нему, но поймала быстрый косой взгляд Барыги и, подчиняясь какому-то особому женскому инстинкту, велевшему не выдавать чувств к любимому, удержалась.