– А на этот раз вы не принесли картины? – спросила Димити, когда Зак встал, намереваясь уйти. – Картины, на которых была бы нарисована я? – Ей очень хотелось новых впечатлений.
– Принес, но мне показалось, что вы не захотите говорить о них в этот раз.
– О, я всегда хочу видеть его картины. Это все равно как если бы Чарльз опять появился здесь, в этой комнате.
Зак порылся в сумке и вытащил из нее новую партию сделанных им распечаток. Репродукций нескольких рисунков и одной большой картины маслом, представляющей собой сложную композицию. Из-под ног людей поднималась пыль. Позади виднелись красно-синие горы, земля под ними была оранжево-коричневая, а надо всем этим уходила ввысь широкая чистая полоса неба – зеленого, белого и бирюзового цветов. Люди были задрапированы в свободные одеяния, а некоторые из женщин носили еще и никаб, головной убор, закрывающий лицо, с прорезью для глаз. В углу стояла девушка с пышными распущенными волосами и множеством бус на шее. Она стояла спокойная и беспечная, повернувшись к зрителю. Ее лицо не закрывал никаб, а глаза были сильно подведены и походили на кошачьи. На ней было восточное одеяние небесно-голубого цвета, развевающееся на горячем ветру. Напор воздуха прижимал одежду к телу, обрисовывая талию и бедра. Это была не та Мици, которую Зак знал по более ранним рисункам, и не та Мици, которая теперь стояла перед ним. Здесь она представала видением, персонажем из сказки. Принцессой пустыни с лицом, так же выделяющимся на фоне толпы, как один-единственный цветок на поросшем травой лугу. Картина называлась «Берберский базар» и привлекла к себе большое внимание, когда ее выставили на продажу в Нью-Йорке восемь лет назад. И было понятно почему. Картина походила на окно в иной мир. Зак вручил распечатку Димити. Та взяла листок, тихо ахнув при этом, поднесла к лицу и понюхала, словно могла почувствовать запах пустыни.
– Марокко! – произнесла она с блаженной улыбкой.
– Да, – подтвердил Зак. – У меня есть еще рисунки, сделанные там, я захватил их на случай, если вам захотелось бы посмотреть… А у вас нет своих экземпляров? Я имею в виду – иллюстраций в книгах или распечаток? Копий, на которые вы могли бы смотреть?
Димити отрицательно покачала головой:
– Есть что-то неправильное в том, чтобы глазеть на саму себя. И это, конечно, совсем не то, что видеть его настоящую картину или рисунок и знать, что можешь дотронуться до них там, где к ним раньше прикасались его руки… А эту картину я не видела с тех самых пор, как он ее написал. Да и тогда я не видела ее завершенной.