— Ррр… — тихий предупреждающий рык Грома заставил землянина собраться, мысленно проверить давно приготовленные сюрпризы и глянуть на задумчиво хмурившую брови Юнку.
— Тин, — она тоже посмотрела на него, чуточку смущённо и отчаянно,
— мы же им скажем… или нет?
— Обязательно скажем, — уверенно подтвердил Костик, — тайком по кустам прятаться не будем, не волнуйся. Как доберёмся до Ма, так и обрадуем… а сейчас постарайся не отставать. И не лезь, пожалуйста, в самое пекло, ладно?
— Угу, — кивнула она так важно, словно давала клятву, или стояла рядом с ним в Загсе и Костик невольно ухмыльнулся, а что, неплохая мысль. Уж он постарается сделать все, чтоб его Юнка получила все праздники, которые так обожают девчонки, по самому полному списку. В следующий миг мангур резко отодвинул засов и, распахнув ударом лапы дверь, первым выпрыгнул на оказавшееся за нею крыльцо. Костик, мгновенно забросив в глубь сознания все лишние сейчас мысли, ринулся следом, точно зная, тем, кто окажется впереди, достанется львиная доля всех пакостей, какие приготовили пытающимся удрать узникам покорные воле жрецов охранники. А приготовили они не скупясь, это он понял, едва разглядел прячущихся между кустами и грядками вооружённых луками и жезлами людей, широким полукругом оцепивших все подступы к крыльцу. Но не дремали и сидевшие в засаде охранники, обязанные по первому звуку тревоги бежать к чёрному входу северного крыла. Здесь жили преимущественно те, кто считался самыми никчёмными и самыми ненадёжными из обитателей храма, старики, калеки и сироты, свёртки с которыми время от времени находили служители у подножия статуи Астандиса, стоящей перед фасадом центрального здания. Не сводившие взгляда с двери стражники сразу рассмотрели в бледном свете утренней зари по-походному одетых девчонок, вылетевших на ступени заднего крыльца следом за мощным зверем, и не стали ни задумываться о судьбе пленников, ни ждать, станет кто-либо из них нападать или нет.
Пустили в ход своё оружие, не медля ни секунды, и в широкую грудь мангура полетел рой стрел, огненных смерчиков и колючих молний. Верт рыкнул так, что отозвались стекла в ближайших окошках, и перед его мордой тотчас взвилось синеватое бездымное пламя, в котором как в трясине застряло большинство пущенных врагами смертельных даров. А зверь отшвырнул за себя выскочивших следом подопечных девчонок, мысленно прикрикнув чтобы не спешили, и в свою очередь швырнул в охранников ментальное заклинание, вызывающее у людей непреодолимое желание зевать. Слабовато, конечно, он и сам это прекрасно знал, но и так растратил большую часть запаса, когда срывал магические замки с встречающихся им дверей. Как осознал мангур в тот момент, не всем из обитателей храма разрешалось ходить по его коридорам и лестницам одинаково свободно. Несколько молний сумели преодолеть его щит и вонзились огненными змейками в шерсть, распространяя неприятный запах палёного, но у верта пока нечего было противопоставить этой вони и боли, которая, как он точно знал, последует обязательно. На сложный составной щит у него пока не набралось магии, а устанавливать несколько мелких не хватало времени. И потому Гром просто ринулся с крыльца на врагов, помня, каким яростным и пугающим становится от острой боли его рычание. Удары стрел посыпались на мангура со всех сторон, но он мчался и менял направление движения так стремительно и непредсказуемо, что ни одна не причинила ему особого вреда. Зато сам он, начиная беситься от первых укусов прожёгших кожу молний, играючи разбросал охранников бросившихся к нему с мечами и пиками первыми. Остальные лучники, не успевшие вытащить из ножен холодное оружие, бросились бежать, провожаемые разъярённым рёвом мечущегося по дорожкам зверя.