Но она вовсе не плакала. Просто сидела, прислонившись к колонне арочного входа в муниципалитет. Она потягивала кофе и жевала булочку, как будто являлась какой-нибудь муниципальной служащей, у которой остается еще несколько минут до начала работы.
Лайонс с сожалением увидел, что она не так хороша, как он думал, и какой расписал ее телезрителям сегодня утром. Худая, в грязном платье, которое она, возможно, не снимала уже несколько дней, с растрепанными волосами, изможденным лицом, с высохшими руками и распухшими ногами.
И все же она не так уж плохо выглядела, гораздо лучше, по крайней мере, чем другие бродяги, которые заполняют город. Он мог бы поспорить, если бы не боялся проиграть, что ее платье сшито на заказ, оно настоящее, а не подделка — он-то разбирался в этих делах. Сильвия и его дочери старые девы спокойно тратили по тысяче долларов в месяц на платья, заказывая их в модных ателье. И они заказывали их не только на Орчад-стрит или в Джерси. Его жена Сильвия и дочери никогда не покупали одежду в магазинах. Никогда.
— Тони! — Лайонс прикоснулся к плечу водителя, офицера полиции Антони Касалеса. — Тони, останови здесь на минуту.
— Здесь?
— Прямо здесь, Тони. Все нормально. Я вернусь через минуту.
— Сэр, вы хотите, чтобы я?..
— Оставайся в машине, Тони. Со мной все будет в порядке. Хочу только взглянуть кое на что.
Касалес остановил автомобиль, Лайонс вышел из него и направился к этой женщине, но не по прямой, а зигзагом, чтобы не напугать ее.
— Доброе утро!
Женщина дрожала, как будто на улице было не восемьдесят пять градусов тепла по Фаренгейту. Она сжимала свои руки перед собой, локти почти касались один другого. Булочку она уже съела, но кофе в стаканчике еще оставалось. Стаканчик пригодится ей, когда она начнет плакать и просить подаяние, не так ли?
— Как вы себя чувствуете? Жарко, не правда ли?
Зубы ее застучали. Кофе, практически белый из-за большого количества в нем молока, пролился из стаканчика, который она прижимала к своему подбородку.
— Поосторожней, милая. Кофе льется на ваше красивое платье, — сказал Лайонс.
Она еще сильнее застучала зубами и пролила еще больше кофе на свое платье.
— Разрешите, я вытру, — сказал Лайонс, вынул носовой платок из нагрудного кармана своего пиджака и приблизился к женщине. Он не знал, как называются такие платья. Сильвия и дочери старые девы, наверное, знают, что это за фасон. Верх у него был закрытый, а под пояском имелась кнопочка или застежка. Но поясок платья этой женщины куда-то исчез, а кнопочка или застежка расстегнулась, так что он мог видеть: под платьем у нее не было лифчика, и грудь женщины — белая и крепкая — разительно отличалась от отвислой и покрытой венами груди его жены. Лайонс посмотрел в сторону «крайслера». Касалес поднял окна, потому что в машине работал кондиционер. Сам водитель читал журнал «Ньюсуик», и ему наплевать было на то, что происходило у него под носом. — Дайте я вытру. Я не причиню вам вреда. У вас такое красивое платье, а вы такая милая дама. Сейчас я вытру.