* * *
Идалия давно влюблена в меня, и мы с N. посмеиваемся над нею. N. уже перестала ревновать меня, она относится к моим взбадриваниям на стороне как к неизлечимой болезни. А кто знает, может быть, и как к смертельной болезни.
Полушутя, я сказал однажды N., заметившей пылкие взгляды, бросаемые на меня Идалией, что та хочет, чтобы я запустил ей руку под платье. N. усомнилась, что это мне будет позволено. Я заверил ее, что нет ничего проще, и предложил быть свидетельницей. N. согласилась при условии, что не будет никакого насилия и что Идалия не должна знать, что N. все видит. У меня мгновенно созрел план. Я попросил N. завязать на балу разговор с Идалией и вести его так дружески и занимательно, чтобы при разъезде гостей предложить ей ехать в нашей карете для продолжения разговора. N. справилась с поручением замечательно – она сама увлеклась и загорелась. Мы трое сели в карету. Я сел рядом с Идалией, а N. напротив. Идалия позволила себе удивиться вслух, почему я не сел рядом с женой, на что я сказал:
– Считайте это знаком гостеприимства, моя жена привыкла к нашей карете и не боится темноты в ней, а вы – гостья, и вам может стать боязно.
Было так темно, что я едва различал N., да и то лишь потому, что на ней было светлое платье. Мы вели оживленный разговор, злословя о похождениях известной всем нам особы. А я тем временем положил руку на колено Идалии. Она вздрогнула, но продолжала говорить как ни в чем не бывало. Она не знала, заметила ли N., и делала вид, что ничего не происходит. Я тоже не знал, видит ли в темноте моя близорукая мою доблесть, но очень хотел, чтобы она заметила.
Идалия взяла мою руку и стала отрывать ее от колена, но она боялась прикладывать заметные усилия. Пользуясь этим, я стал задирать сбоку ее платье. В то же время я рассказывал очень смешной анекдот, который я вспомнил специально для этой ситуации. Я жестикулировал одной рукой, старательно работая другой. Все от души хохотали. Я хохотал особенно громко, раскачиваясь всем телом, что дало мне возможность прорваться рукой к ее ляжкам. Все, что она могла теперь делать, это сжимать колени. Я уже добрался до ее тайных волос и пальцем проник между ног.
И тут наступил момент, который я особенно люблю в игривой борьбе за пизду. Это момент, когда я захожу так далеко, что женщина вдруг решает, что дальнейшее сопротивление слишком обременительно, и вместо того, чтобы отчаянно сжимать колени, расслабляется и разводит их. И моя рука, только что боровшаяся с сомкнутыми ляжками, вдруг провалилась во влажную от пота и желания промежность. Но случилось непредвиденное – я своим длинным ногтем царапнул ей пизду. Идалия вскрикнула, а я выдернул руку. N. вынуждена была откликнуться и озабоченно спросить, что случилось. Идалия, видно, подумала, что я поцарапал ее нарочно, и пожаловалась N., что я позволяю себе вольности. Мне пришлось оправдываться перед N., что я в пылу разговора по-дружески положил руку на колено Идалии. Та недовольно пыхтела, но не посмела сказать, в чем состояла истинная причина ее недовольства.