— Как так?
— Третьего дня приперся ко мне на Большую Лубянку.
Из себя — благородный, морда сытая. Я его и увидал-то впервой. Говорит: «Дело сурьезное, капитал одним махом сшибешь — три тысячи рублев!» И сунул мне пять катюш — авансу ради. Сейчас же уезжай, говорит, в Питер, поселяйся во «Франции», что на Морской. Сам тебя найду и на дело наставлю.
— Наставил?
— Ну, отыскал меня. Повел в ресторан
«Малоярославец», рядом с «Францией». Угостил водкой и чемодан передал. Объяснил: «Там фуражка с лакированным козырьком и значком, а еще и куртка с бляхой — вся необходимая форма посыльного. Завтра сразу после шести вечера топай в “Асторию”, иди мимо швейцара решительно, в лицо ему не зырься. Остановят, скажи: “По делу, письмо отдать в руки постояльцу!” На втором этаже слева от лестницы — вторая дверь, значит, “люкс”. Держи ключ! Сам откроешь, войдешь и спрячься в воздушный короб — туда не то что тебя, коня с елдой засунуть можно. Постоялец там — сам знаменитый Соколов, сыщик».
— А если бы Соколов был в «люксе»?
— Касьян сказал, что тот пойдет в это время кино смотреть. А когда вернется и уляжется спать, то накинуть на шею провод электрический и закрутить, — спит он крепко, спросонья и не пикнет. А я говорю: «Мне зарезать привычней!» А Касьян строго так: «Не рассуждай! Надо именно удавить закруткой! Кусок провода в чемодане». Я смекнул: хотят моей рукой чужой почерк подделать. Да мне что? Всего-то два раза и видел этого Касьяна.
— А ты, Степка, уже резал?
— Обязательно! Троих. Девять годов за те дела оттянул на государевых харчах, совсем парнишкой попался. А когда бежал с каторги, так познакомился с господином Тищенко, он мне липовую ксиву выправил — «Степан Мурзаев, мещанин». К фарфоровому делу приставил. Я делал, что прикажут. А так я из рязанских — Ванька Косолапов.
— А как же ты залез к барыне?
— Да дверью ошибся! Сижу в коробе, все слыхать. Пришли две барыньки, по-чужому лепечут. Одна ушла, вторая дрыхнуть легла. Думаю: «Ухрять отселя надо!» Вылез из короба, а на столике в спальне цацки лежат: бруллианты, измруды, рыжье. Думаю: чего тут без дела валяется? Стал карманы набивать, да вдруг барынька села на постельке, лепечет не пойми чего. Ну, я уж все равно давить собрался, так она мне под горячую руку и попалась. Скажу, что давить не в пример лучше, чем резать: все чисто, аккуратненько, полный ажур. Не то что, когда кровища хлещет. Хотел канать, да вдруг слышу: кто-то отмычкой в «серьге» шебуршит. Снова спрятался в короб, а в спальне бабий голос заверещал — служанка, видать, заскочила. Прямо в ушах заложило! — В голосе убийцы зазвучали нотки гордости. — Тут шухер начался, легавые — тупые. Они всюду нюхали, а в короб заглянуть — ума не хватило.