Соколов потянул ремень вверх. Убийца сдавленно охнул, широко разинул рот:
— Все скажу... Зовут меня Степан Мурзаев... а... больно!..
Словно молния пронеслась в сознании Соколова: «Мурзаев! Тот, кто писал Шахматисту в саратовскую гостиницу “Европа”!»
Ослабил ремень, насмешливо произнес:
— Кто не знает Степку, великого сочинителя! Как это у тебя: «Преклонные лета и неблагоприятные обстоятельства, уже несколько лет меня угнетающие...» Так?
Убийца со злобой сплюнул:
— Тьфу, я сразу понял, что мусора на хвост мне сели! Все скажу, только обещайте, что суд сохранит мне жизнь, и ремнем вверх не тягайте, дышать нет мочи.
— Ты, несчастный человек, и без всяких обещаний мне все расскажешь!
— Чего хотите знать?
— Шифровку условного текста, взятого из берлинского письмовника?
— Там сделана надпись симпатическими чернилами, но не обычным антипирином, а совершенно новыми — колларголом. Недавнее изобретение — секретнейший рецепт.
— Что это такое?
— Махонькие зернышки, цвет у них серебристочерный. В простой водичке в момент расходятся... А писать надо ручкой, у которой на кончике шарик. И между строк, между строк! Это на самом простом письме, хоть про погоду там али про любовь. И колларгол тут же исчезает, невидимый делается.
— К тебе такие письма приходили?
— Обязательно!
— Как ты, Степка, скрытый текст проявлял?
— А это надо белый порошок растворить, он как сода. У меня прямо на кухне стоит в белой банке. Тут же секретный текст и появится, а остальной исчезнет.
— Где, Степка, колларгол хранишь?
— Тоже на кухне, слева в столе — вместе с маковыми зернышками. Там ложки две их, столовых.
— Зачем?
— Так приказано! На глаз зернышки колларгола от маковых не отличишь. А как в воду бросишь да ситечком мак процедишь, так в банке чернила и останутся. Пиши себе в удовольствие.
— Скрытый текст письма к Тищенко в «Европу» помнишь?
— Конечно! По заданию Касьяна его калякал и отправлял: «В Саратов едет Аполлинарий Соколов. Примите меры к его уничтожению».
— Кто это — Касьян?
— Точно сказать не умею, мало чего говорили мне — конспирация, а только птица это важная, высоко летает. Сведение имею, что он большой чин в охранке.
— Врешь ты все, Степан Мурзаев, забубенная головушка.
— Чтоб сдохнуть без покаяния! Нонешним летом с
Тищенко выпивал на свежем воздухе в Екатериненском парке на Самотеке. Тищенко сильно набрался, к уху моему наклонился, сказал: «Касьян — чин в охранке, он всей нашей конторой заправляет. Связь имеет с самим главарем». Назвал фамилию — Уль... Ульянинский, что ль? И еще угрожал: «Кому скажешь — головы лишишься!» А я теперь из этого, мать его, Касьяна пропадать должен? Ух, собака, подписал меня на это гнилое дело.